Владыки мира. Краткая история Италии от Древнего Рима до наших дней

Снова пришлось убегать, и в 1850 г. Гарибальди снова пересек Атлантику, на этот раз чтобы высадиться в Нью-Йорке. Газета New York Tribune назвала вновь прибывшего «человеком всемирной славы, героем и защитником Рима» [11]. Какое-то время он работал на Статен-Айлендской свечной фабрике еще одного недавнего итальянского эмигранта, Антонио Меуччи, а потом пошел наниматься в порт и получил место на торговом судне. Следующие два года плавал по всему миру от Перу до Гонконга, Австралии и Новой Зеландии, пока – благодаря скромному наследству, доставшемуся от брата, – не осел на Капрере, суровом, но прекрасном острове неподалеку от Сардинии. Здесь, страдая от ревматизма и депрессии, вызванной смертью любимой жены, он построил каменный дом, выращивал инжир, разводил коров и коз. Его военная карьера, казалось, закончилась.

К этому моменту Гарибальди уже порвал с Мадзини, чью бескомпромиссную политическую цель – создание Итальянской объединенной республики – считал нереалистичной и чьи спорадические революционные выступления в 1850-е кончились серией удручающих провалов. Теперь, как и Камилло Кавур, он уповал на объединение нации в конституционную монархию под королем Виктором Эммануилом. Это могло представляться безумной мечтой во время его плаваний и добровольной ссылки на остров, но разразившаяся в 1859 г. война изменила все.

* * *

Подвиги Гарибальди и его добровольцев – «Тысячи» – так же поразительны и исторически значимы, как переход Ганнибала через Альпы, переход Цезаря через Рубикон или победа Константина над Максенцием у Мульвийского моста. Он был мировой знаменитостью уже в начале 1860 г., и фантастическая серия триумфов над армиями Бурбонов утвердила его в образе легендарного полководца, величайшего борца своего времени – мифического eroe dei due mondi («героя двух миров»). Единственный, кто мог в тот век сравниться с ним блестящими лидерскими качествами и размахом побед, Наполеон, был тщеславным тираном, в то время как Гарибальди боролся за свободу и демократию. Если Наполеон – агрессивный завоеватель, то Гарибальди – освободитель народа в гирляндах из роз.

Гарибальди и его «Тысяча» высадились в Марсале, захватили Палермо, переправились через Мессинский пролив, промаршировали через всю Калабрию и 7 сентября вошли в Неаполь – все это за четыре месяца, во время которых они одерживали одну сенсационную победу за другой над превосходящими числом армиями Бурбонов. «Здесь мы создаем Италию или умираем», – сказал военачальник своему войску, стоявшему под стенами Палермо, который защищали 20 000 бурбонских солдат [12]. Второй вариант выглядел гораздо более реалистичным, и неудивительно, что сицилийские крестьяне, ставшие свидетелями триумфов Гарибальди, верили в волшебную силу его красной рубашки. В «Тысячу» (на самом деле их было 1089) входили в основном итальянцы – разношерстная компания парикмахеров, сапожников, гражданских служащих, студентов, журналистов и моряков, плюс сотня врачей и 150 юристов. Также была одна женщина (прачка, любовница из юристов) и 11-летний ребенок. Преимущественно это были мужчины с севера, почти половина – из ломбардских городов, но на Сицилии к ним присоединились повстанцы, вошедшие в историю под именем Picciotti (буквально – «малыши с обрезами»). Когда «Тысяча» переправлялась через Мессинский пролив, их, вероятно, было больше 3000.

Джузеппе Гарибальди (1807–1882): «Герой двух миров». Image via Wikimedia Commons

Одним хмурым днем позднего октября Гарибальди, в плоской шляпе с небольшими полями, встретился в деревне Теано, что в 50 км к северу от Неаполя, с Виктором Эммануилом и передал ему завоеванные территории. Вдвоем они вернулись в Неаполь – король Франциск бежал в город Гаэту, а когда она пала, бросился в Рим, где папа Пий IX предоставил ему убежище. Королевство Италия было официально провозглашено в Турине 17 марта 1861 г. Королем по порядку наследования становился 40-летний Виктор Эммануил. Крупный, грубоватый мужчина с неподвластными гравитации усами, новый padre della patria (буквально – «отец отечества») происходил из старейшей правящей династии Европы. Родившись во времена, когда тон туринской моде задавали напудренные парики с хвостиками, сам он в высшем обществе чувствовал себя скованно. Неотесанный и часто вульгарный, он не мог, по словам одного из биографов, «сочинить ни одной страницы прозы» [13]. Утонченным удовольствиям королевского двора и городской жизни он предпочитал свои охотничьи угодья и загородные поместья.