Власть над миром. История идеи

Существовали, безусловно, и другие способы поддержания сотрудничества между великими державами. Два дня спустя Черчилль встретился со Сталиным в Москве. Вместе с министрами иностранных дел своих стран они обсудили печально известное процентное соглашение, которое отводило лидирующую роль в Греции Британии, а в остальной Восточной Европе – СССР[250]. Будь оно планом на долгосрочный раздел сфер влияния или просто попыткой избежать недоразумений в ближайший момент, но секретность, в которой проходили переговоры, сильно напоминала дипломатию XIX в., разительно отличавшуюся от заявленной политики Объединенных Наций. Безусловно, такие действия плохо соответствовали условиям декларации, подписанной в Ялте в феврале 1945 г. при последней встрече Большой тройки, в которой народам освобожденной Европы обещалась свобода выбирать собственные формы правления. Еще более серьезным, чем Ялтинская декларация, был компромисс, достигнутый по вопросу вето: предложенные санкции или применение силы можно было заблокировать, но право вето не распространялось на обсуждение вопросов, которые достаточное количество членов Совета Безопасности хотело вынести на рассмотрение. После того как Сталин на это согласился, стало возможным дальнейшее планирование международной конференции для учреждения новой организации, и было решено, что она пройдет в апреле в Сан-Франциско.

В ходе массированной пропагандистской атаки, последовавшей за встречей в Думбартон-Окс, Государственный департамент представил свои предложения американскому общественному мнению так, чтобы подчеркнуть их ценность для национальной безопасности. Изоляция подвела Америку, утверждали чиновники Госдепа, а с разработкой Германией новых ракет океан уже не гарантировал американцам безопасность. В своих выступлениях они почти не упоминали о правах маленьких наций, сосредоточиваясь в первую очередь на сохранении суверенности США. «Мысль о создании какого-либо супергосударства нам совершенно чужда, – заявил новый госсекретарь Эдвард Стеттиниус в день празднования Нового 1945 г., – и она никогда не появлялась и не появится в наших предложениях». Власти стояли на позициях прагматического реализма: новая международная организация была жизненно необходима, хотя и она не могла решить всех мировых проблем[251].

Все эти действия были направлены на борьбу с изоляционистской критикой и, судя по всему, оказали ожидаемое действие. По данным Гэллап, 81 % американцев в апреле 1945 г. приветствовали вступление во «всемирную организацию с полицейской властью для поддержания мира во всем мире», хотя многие из них считали, что Америка, скорее всего, через несколько десятилетий снова вступит в войну. Однако реакция давних интернационалистов оказалась двоякой. Основные американские организации поддержали предложение – Соединенные Штаты получали «второй шанс», а третьего могло и не быть. Однако в частных беседах интернационалисты выражали беспокойство. Где же защита прав человека, деколонизация и власть права? Думбартон-Окс переименовали в Думбартон-Хокс: от английского «hoax» – подделка. Многие задавались вопросом, что будет с правами мелких государств. Британский журнал «Нью Стейтсмэн» усмотрел в новой организации возрождение Священного Союза – и не он один. В своем дневнике британский историк и дипломат Чарльз Уэбстер описывал Объединенные Нации как «альянс великих держав в форме всемирной организации»[252].

Сам Рузвельт считал, что конференцию в Сан-Франциско нужно провести как можно скорее, чтобы не допустить роста англо-советской враждебности. Он хотел действовать, «пока кузница войны еще горяча, чтобы сплавить нации вместе». По его мнению, жизненно необходимо было встретиться до капитуляции Германии. С другой стороны, вопросы, которые там предполагалось поднять, казались довольно спорными; за три дня до открытия конференции один из репортеров изложил мысли президента, которыми тот откровенно с ним поделился, о том, что «у нас появится шанс забрать у Большой тройки часть ее власти, пусть хотя бы по видимости, дав право голоса и чувство ответственности небольшим нациям». Рузвельт знал, что его хваленая «демократическая организация мира» будет зависеть в мирное время не от применения силы, а от мастерства убеждения. Поэтому он планировал не столько мирную конференцию, сколько своего рода конституционное собрание, некогда закрепившее единство Америки после войны за независимость. Он беспокоился не о мелких нациях, у которых не оставалось другого выбора кроме как согласиться с предложениями великих держав, если они вообще хотели учреждения международной организации, а о реакции Конгресса США. Стремившийся с самого начала избежать ошибок, совершенных Вильсоном в 1919–1920 гг., он продолжал свою полупартизанскую тактику, которой следовал в международных вопросах все военные годы; Рузвельт проследил, чтобы в американскую делегацию в Сан-Франциско вошли лидирующие представители обеих сторон в Конгрессе[253].