Технократическая, корпоративная, недемократическая природа этих транснациональных регулирующих сетей будет представлена как новый триумф свободы, который по определению должен дать самые лучшие и полезные результаты с точки зрения общечеловеческих ценностей.
В Тирренском море, в горячих лучах средиземноморского солнца, в 60 милях от берегов Италии поднимаются из воды вулканические острова Санто-Стефано и Вентотене. Каждый из них – не более чем несколько квадратных миль голой, выжженной солнцем и продуваемой всеми ветрами горной породы, где со времен Древнего Рима живут разве что ящерицы, чайки и политзаключенные. Меньший из двух, Санто-Стефано, занимают покрытые водорослями руины огромной тюрьмы Бурбонов, построенной в традициях утилитаризма в конце XVIII в. На Вентотене, чуть большем по размеру, располагалась фашистская тюрьма, и именно там, посреди моря, из которого выступала на горизонте унылая скала Санто-Стефано, маленькая группка итальянских политических заключенных в первые годы Второй мировой войны объединилась для того, чтобы определить корень европейских проблем и найти путь к лучшему будущему. В результате летом 1941 г. на свет появился документ, ставший впоследствии известным под названием «Манифест Вентотене». Его основным автором был молодой Альтьеро Спинелли, недавно порвавший с Коммунистической партией; впоследствии он стал легендарной фигурой в пантеоне послевоенной эпохи в Европе, прославленным федералистом и сторонником интеграции и до самой своей смерти в 1986 г. играл важную роль в продвижении к объединенной Европе.
Отправной точкой для манифеста стали, естественно, провал Лиги Наций и подъем фашизма и нацизма. Манифест осуждал и наивную веру Лиги в международное право, и фашистское поклонение государству, утверждая, что национальное государство в наше время само по себе становится угрозой миру. Европе нужна не новая Лига Наций, а полноценная федерация. Он критиковал и самих коммунистов – вслед за Мадзини – за превозношение ценности классового конфликта. Однако, хотя Спинелли и откололся от коммунистов, их идеи оставались родственными: «прогрессивные силы», верившие в федерацию, должны были действовать от имени «масс», а меньшинство «серьезных интернационалистов», способных действовать решительно, в ленинской манере, должно было обеспечить руководство в критический момент, когда падут фашизм и нацизм и когда «народные массы будут с тревогой ждать нового курса». Настоящую борьбу надо будет вести не против того или иного идеологического течения, а против тех «реакционных сил», которые стремятся восстановить власть национального государства. Надо было сделать так, чтобы федерация оказалась успешной; если отдельные государства захотят идти собственным путем, их надо будет убедить. Только европейская федерация сможет решить проблемы этнического и географического характера, приведшие к войнам на континенте и дважды, начиная с Европы, во всем мире.
Вместо разжигания конфликтов Европа должна объединиться, пока человечество дожидается «более отдаленного будущего, когда станет возможным политическое единство на всей планете»[513]
.От этого документа нас отделяет уже более 70 лет. Однако мы вполне можем догадаться, что Спинелли сказал бы о нынешнем кризисе в Европе. Ранее он признавал, что общий рынок становится мощной силой, и предлагал работать через него, а не в обход. По сути, Спинелли никогда не одобрял его зависимость от межправительственного сотрудничества и предлагал укреплять наднациональные институты – Комиссию и Парламент, – а не Совет министров. С другой стороны, он поддерживал идею о том, что экономический союз может привести к союзу политическому, и сожалел лишь, что это займет много времени. Он не стал бы возражать против элитарного характера движения за дальнейшую интеграцию, поскольку считал, что она пойдет на благо только народам континента.