Власть. Новый социальный анализ

До сего момента я рассуждал о политической власти, однако в экономической сфере голая власть обладает по меньшей мере тем же значением. Маркс считал все экономические отношения, исключая социалистическое общество будущего, управляемыми исключительно голой властью. Тогда как поздний Эли Галеви, историк бентамизма, заметил однажды, что в целом человеку платят за его труд то, что он сам считает его ценой. Я уверен, что это не относится к авторам. Я всегда замечал, что, чем более ценной мне казалась написанная мной книга, тем меньше мне за нее платили. И если успешные бизнесмены действительно полагают, что их труд стоит того, что он им приносит, они, должно быть, еще глупее, чем кажутся. Тем не менее в теории Галеви есть зерно истины. В устойчивом сообществе не должно быть сколько-нибудь значимого класса, терзаемого чувством несправедливости; поэтому необходимо предположить, что там, где нет значительного экономического недовольства, большинство людей не ощущают того, что им существенно недоплачивают. В неразвитых обществах, где уровень жизни зависит больше от статуса, чем от контракта, человек, как правило, полагает, что справедливым является то, что закреплено обычаем. Но даже тогда в формуле Галеви причина и следствие смешаны: обычай – это причина ощущения того, что справедливо, а не наоборот. В этом случае экономическая власть традиционна; она становится голой только тогда, когда прежние традиции разрушаются или же становятся по той или иной причине предметом критики.

На первых этапах промышленного развития не было обычаев, которые бы регулировали заработную плату, к тому же работники еще не были организованы. Соответственно, отношение работодателя и работника представляло собой отношение голой власти – в тех пределах, которые допускались государством; и поначалу такие пределы были весьма широкими. Ортодоксальные экономисты учили тому, что заработная плата неквалифицированных рабочих должна стремиться к уровню чистого выживания, однако они не поняли того, что это зависит от недопущения наемных рабочих до политической власти и до преимуществ объединения. Маркс считал этот вопрос вопросом власти, однако я полагаю, что он недооценивал политическую власть в сравнении с экономической. Профсоюзы, которые значительно повысили переговорную силу наемных работников, можно подавить, если у работников нет никакой политической власти; некоторые правовые решения в Англии могли бы сузить их возможности, если бы не тот факт, что после 1868 года городские рабочие обладали избирательным правом. При наличии профсоюзов заработная плата определяется уже не голой властью, но переговорным процессом, как при покупке и продаже товаров.

Роль, которую голая власть сыграла в экономике, намного больше, чем было принято считать до распространения влияния Маркса. В определенных случаях это очевидно. Трофей, отнятый разбойником у своей жертвы или завоевателем у побежденной нации, определяется, очевидно, голой властью. То же относится и к рабству, когда раб не соглашается со своим положением в силу давней привычки. Платеж изымается голой властью, если его необходимо выплатить, несмотря на возмущение того, кто платит. Подобное возмущение возникает в двух случаях – когда он не определяется обычаем и когда вследствие смены точки зрения обычай сам стал считаться несправедливым. Раньше у мужа была полная власть над собственностью жены, однако феминистское движение стало причиной восстания против этого обычая, что привело к переменам в законах. Раньше работодатели не отвечали за несчастные случаи со своими работниками; в этой сфере настроение тоже поменялось, что означало введение новых законов. Примеров такого рода очень много.

Работник-социалист может считать несправедливым то, что его доход меньше, чем у работодателя; в этом случае к согласию его вынуждает только голая власть. Старая система экономического неравенства является традиционной, и сама по себе она не вызывает недовольства, если не считать тех, кто бунтует против традиции. Следовательно, любое укрепление социалистических мнений представляет власть капиталиста как власть еще более голую; этот случай аналогичен примеру ереси и власти католической церкви. Как мы уже поняли, голой власти присущи определенные недостатки, если сравнивать ее с властью, добивающейся согласия; соответственно, любое укрепление социалистических мнений представляет власть капиталистов в качестве еще более вредной власти, если не считать того, что безжалостность ее применения может сглаживаться страхом. В условиях сообщества, построенного исключительно по марксистскому образцу, в котором все работники были бы убежденными социалистами, а все остальные – не менее убежденными сторонниками капиталистической системы, победившая партия, какой бы она ни была, не могла бы не применять голую власть по отношению к своим противникам. Эта ситуация, которую и предрек Маркс, была бы крайне тяжелой. Пропаганда его учеников, насколько она вообще была успешной, стремится к осуществлению такой именно ситуации.