На раннем своем этапе христианство было совершенно аполитичным. В наши дни лучшими представителями этой первоначальной традиции являются христадельфиане, которые считают, что конец света близок, а потому отказываются принимать какое-либо участие в мирских делах. Но такая установка возможна только для небольшой секты. Когда число христиан выросло и церковь стала сильнее, с неизбежностью выросло и желание оказывать влияние на государство. Вероятно, такое желание значительно усилили также преследования Диоклетиана. Мотивы обращения Константина остаются скорее непонятными, но очевидно, что они в основном были политическими, а из этого следует, что церковь приобрела политическое влияние. Различие между учениями церкви и традиционными доктринами римского государства было настолько значительным, что революцию, произошедшую во времена Константина, следует считать самой важной во всей известной истории человечества.
В плане власти наиболее важная часть христианского учения состояла в том, что «подчиняться следует Богу, а не человеку». У этого предписания не было аналогов в прошлом, если не считать евреев. Конечно, раньше тоже существовали религиозные обязанности, однако они не вступали в конфликт с обязанностью перед государством, каковой конфликт стал возможен только у евреев и христиан. Язычники были готовы смириться с культом императора, даже когда считали, что его претензия на божественность совершенно лишена метафизической истины. Тогда как для христиан метафизическая истина стала самым важным: они полагали, что, поклоняясь кому-то отличному от истинного Бога, они рискуют заслужить проклятие, по сравнению с которым даже мученичество, как меньшее зло, было предпочтительным.
Принцип, согласно которому мы должны подчиняться Богу, но не человеку, интерпретировался христианами двумя разными способами. Заповеди Бога могут передаваться индивидуальному сознанию либо напрямую, либо опосредованно, через церковь. Вплоть до наших дней никто, за исключением Генриха VIII и Гегеля, не считал, что они могут передаваться посредством государства. Поэтому христианское учение предполагает ослабление государства – в пользу либо права частного суждения, либо церкви. Первый путь в теории влечет анархию, второй – наличие двух авторитетов, церкви и государства, у которых нет четкого принципа разделения своих сфер. Какие вещи действительно цезаревы, а какие – Божьи? С точки зрения христианина, вполне естественно сказать, что все вещи – Божьи. Соответственно, притязания церкви таковы, что государство, скорее всего, сочтет их неприемлемыми. Конфликт между церковью и государством так и не получил теоретического разрешения, он сохраняется и в наши дни в таких вопросах, как образование.
Возможно, считалось, что обращение Константина приведет к гармонии между церковью и государством. Но вышло иначе. Первые христианские императоры были арианами, тогда как период ортодоксальных императоров на Западе был очень коротким, что объяснялось вторжением ариан – готов и вандалов. Позже, когда приверженность восточных императоров католической вере стала бесспорной, Египет придерживался монофизитства, а значительная часть Западной Азии – несторианства. Еретики в этих странах приветствовали последователей пророка, которые были менее жестоки, чем византийское правительство. В борьбе с христианским государством церковь во многих сражениях вышла победительницей; только новая религия, ислам, дала государству силу, позволившую взять верх над церковью.
Природа конфликта между церковью и арианской империей конца IV века иллюстрируется борьбой императрицы Юстины со св. Амвросием, архиепископом Медиолана (Милана), в 385 году. Ее сын Валентиниан был несовершеннолетним, и она действовала при нем в качестве регента; оба были арианами. Будучи в Медиолане во время Страстной недели, императрица «была убеждена, что римский император имеет право требовать, чтобы в его владениях публично исповедовали его религию, и полагала, что поступила очень умеренно и благоразумно, предложив архиепископу уступить ей пользование только одною церковью или в самом Милане, или в одном из его предместий. Но Амвросий принял за руководство совершенно иные принципы. Он признавал, что земные дворцы принадлежат Цезарю, но на церкви смотрел как на дворцы Божьи и в пределах своей епархии считал себя законным преемником апостолов и единственным орудием воли Божией. Привилегии христианства, как мирские, так и духовные, составляли исключительное достояние истинных верующих, а Амвросий считал свои богословские мнения за мерило истины и православия. Он отказался от всяких переговоров или сделок с приверженцами сатаны и со скромной твердостью заявил о своей решимости скорее умереть мученическою смертью, чем согласиться на святотатство»[22]
.