Власть. Новый социальный анализ

Труды Генриха VIII могли бы и не оставить после себя заметного следа, если бы при Елизавете определенная форма национализма, связанная с протестантизмом, не стала одновременно необходимой и выгодной. Самосохранение требовало разгрома католической Испании, которое приняло весьма привлекательную форму захвата испанских торговых кораблей. После этого единственная опасность для англиканской церкви оставалась слева, а не справа. Однако атаки слева также были разбиты, за чем последовали

Золотые времена доброго короля Карла,
Когда лояльность не означала вреда[25]

.

«Викарий из Брэя» иллюстрирует поражение церкви силами государства в протестантских странах. Пока религиозная терпимость не считалась возможной, эрастианизм был единственной возможной заменой авторитету папы и Вселенских соборов.

Однако эрастианизм никогда не мог удовлетворять людей с сильной личной религиозностью. Было нечто гротескное в требовании подчиниться авторитету парламента в таких вопросах, как существование чистилища. Конгрегационалисты в качестве теологических авторитетов отвергали и государство, и церковь, провозглашая право на личное суждение, из какового права следовала религиозная терпимость. Эта точка зрения вскоре связала себя с восстанием против секулярного деспотизма. Но если у каждого индивида есть право на личные теологические мнения, быть может, у него есть и другие права? Нельзя ли найти пределы для того, что правительство может законно делать с гражданами как частными лицами? Отсюда учение прав человека, которое было перевезено через Атлантику разгромленными последователями Кромвеля и воплощено Джефферсоном в американской Конституции, а потом снова вернулось в Европу благодаря Французской революции.

III. Французская революция и национализм. С Реформации и до 1848 года западный мир переживал потрясения, которые можно назвать революцией прав человека. В 1848 году это движение начало к востоку от Рейна превращаться в национализм. Во Франции эта связь между правами человека и национализмом существовала с 1792 года, в Англии – с самого начала; а в Америке – с 1776 года. Националистический аспект этого движения постепенно пересилил аспект собственно прав человека, однако последний поначалу был важнее.

Сегодня стало привычкой поносить права человека, в которых видят пустую риторику XVIII века. Действительно, в философском плане это учение несостоятельно, но исторически и прагматически оно оказалось полезным, и мы сегодня обладаем многими правами, которые оно помогло завоевать. Сторонник Бентама, для которого абстрактная концепция прав неприемлема, может формулировать то, что в практическом плане является ровно тем же учением, в следующих терминах: «Общее счастье возрастает, если определена некоторая сфера, в которой каждый индивид свободен действовать так, как ему хочется, не страдая от вмешательства какого-либо внешнего авторитета». Отправление правосудия – еще один вопрос, который интересовал защитников прав человека; они утверждали, что ни один человек не должен лишаться жизни или свободы без рассмотрения его дела с соблюдением всех процессуальных гарантий. Это мнение, независимо от его истинности или ложности, не влечет никаких философских нелепостей.

Очевидно, что это учение прав человека по своим началам и своему чувству является антиправительственным. Подданный деспотического правления утверждает, что он может по собственной воле выбирать себе религию, заниматься в пределах закона своими делами, не испытывая бюрократического вмешательства, вступать в брак с тем, кого любит, и восставать против чужеземного господства. Там, где правительственные решения необходимы, они должны – утверждает поборник прав человека – быть решениями большинства или его представителей, а не произвольным и попросту традиционным авторитетом, таким как авторитет королей или священников. Эти взгляды постепенно взяли верх во всем цивилизованном мире, произведя специфическое умонастроение либерализма, который, даже придя к власти, относится к действиям правительства с подозрением.