Мы отметили, что у монархии и олигархии есть свои преимущества и недостатки. Основной недостаток обеих состоит в том, что рано или поздно правительство становится настолько равнодушным к желаниям обычных людей, что происходит революция. Демократия, если она крепка, – гарантия против неустойчивости такого рода. Поскольку гражданская война – весьма серьезное зло, та форма правления, которая снижает ее вероятность, заслуживает похвалы. Сегодня гражданская война маловероятна там, где, случись она, она бы подарила победу прежним властям предержащим. При прочих равных условиях, если власть находится в руках большинства, правительство победит в гражданской войне с большей вероятностью, чем если бы оно представляло только меньшинство. Это и есть аргумент в пользу демократии; однако разные недавние примеры показывают то, что он во многих отношениях ограничен.
Правительство обычно называется «демократическим», если достаточно большая часть населения обладает долей политической власти. Наиболее последовательные греческие демократии исключали из числа граждан женщин и рабов, тогда как Америка считала себя демократией и до того, как женщины получили избирательное право. Конечно, олигархия все больше приближается к демократии, когда объем политической власти, разделяемой гражданами, растет. Характерные черты олигархии проявляются только тогда, когда этот объем достаточно мал.
Во всех организациях, но особенно в государствах, проблема правления является двойственной. С точки зрения правительства, проблема в том, чтобы добиться согласия от управляемых; с точки зрения управляемых, проблема в том, чтобы заставить правительство учитывать не только его собственные интересы, но также интересы тех, над кем оно властвует. Если одна из этих проблем решена полностью, другая не возникает; если не решена ни одна, происходит революция. Но, как правило, достигается компромиссное решение. Если не считать грубой силы, основные факторы на стороне правительства – это традиция, религия, боязнь внешних врагов и естественное желание большинства людей следовать за лидером. Пока был открыт лишь один достаточно эффективный способ защиты управляемых, а именно демократия.
Демократия как метод правления обладает некоторыми существенными ограничениями, а также такими ограничениями, которых в принципе можно избежать. Существенные ограничения возникают в основном по двум причинам: некоторые решения необходимо принимать быстро, тогда как другие требуют экспертных знаний. Когда Великобритания отказалась в 1931 году от золотого стандарта, оба этих фактора сыграли свою роль: было совершенно необходимо действовать быстро, а вопросы, затрагиваемые этим решением, таковы, что большинство людей их понять не могли. Следовательно, демократия могла выразить свое мнение лишь постфактум. Война, хотя в техническом плане это менее сложный вопрос, чем валюта, имеет еще более срочный характер: можно консультироваться у парламента или конгресса (хотя, как правило, такие консультации похожи на фарс, поскольку вопрос к этому моменту обычно уже решен, пусть не по форме, но по содержанию), но невозможно проконсультироваться у электората.
В силу этих существенных ограничений многие из наиболее важных вопросов электорат должен доверить правительству. Демократия успешна только в той мере, в какой правительство обязано уважать общественное мнение. Долгий парламент постановил, что его нельзя распустить без его собственного согласия; но что помешало следующим парламентам поступить так же? Ответ на этот вопрос не может быть ни простым, ни успокоительным. Во-первых, в отсутствие революционной ситуации члены завершающего свою работу парламента получали гарантию приятной жизни, даже если принадлежали к проигравшей партии; большинство из них могли переизбраться, а если они и утрачивали радости правительственной работы, то могли получить едва ли не такое же удовлетворение от публичной критики ошибок своих конкурентов. Со временем они могли вернуться к власти. С другой стороны, отняв у электората возможность избавиться от них конституционными методами, они создавали революционную ситуацию, опасную для их собственности и, возможно, для их жизней. Судьба Страффорда и Карла I стала предостережением от опрометчивости.
Все эти доводы выглядят иначе, когда революционная ситуация уже сложилась. Предположим, что у консервативного парламента есть причина бояться того, что следующие выборы создадут коммунистическое большинство, которое экспроприирует частную собственность безо всякой компенсации. В таком случае партия, стоящая у власти, могла бы последовать примеру Долгого парламента и узаконить свою бессрочность. Вряд ли бы она воздержалась от этого акта в силу уважения принципов демократии; если бы она и стала воздерживаться, то разве что из-за сомнения в лояльности вооруженных сил.