Власть. Новый социальный анализ

Все традиционные моральные правила, которые мы рассмотрели в начале этой главы, а именно почитание родителей, подчинение жен, лояльность по отношению к царям и т. д. – полностью или частично пришли в упадок. За ними может последовать, как во времена Возрождения, отсутствие всякого морального ограничения, или же, как при Реформации, новый кодекс, который во многих отношениях окажется строже того, что устарел. Лояльность к государству имеет гораздо большее значение в позитивной морали нашего времени, чем в прошлом; это, конечно, естественное следствие роста власти государства. Те же разделы морали, которые обращены на другие группы, такие как семья и церковь, сегодня обладают меньшей властью, чем некогда; однако я не вижу никаких доказательств того, что в целом моральные принципы или чувства сегодня влияют на действия человека меньше, чем в XVIII веке или же в Средние века.

Закончим эту главу подведением итогов нашего анализа. Моральные кодексы примитивных обществ обычно в самих этих обществах считались по своему происхождению сверхъестественными; в каком-то смысле мы не видим основания для такого убеждения, однако в значительной степени оно представляет баланс власти в таком сообществе: боги считают повиновение могущественным людям долгом, но сами эти могущественные люди не должны быть настолько безжалостными, чтобы это вызвало восстание. Однако под влиянием пророков и мудрецов возникает новая мораль, иногда бок о бок со старой, иногда вместо нее. Пророки и мудрецы за немногими исключениями ценили не власть, но другие вещи, например мудрость, справедливость или всеобщую любовь, и смогли убедить значительную часть человечества, что это более важные цели, чем личный успех. Те, кто страдает от какой-то части социальной системы, которую пророк или мудрец желают изменить, имеет личные причины поддержать его мнение; именно объединение их личных целей с его безличной этикой – вот что делает возникающее таким образом революционное движение непобедимым.

Теперь мы можем сделать определенный вывод касательно места бунта в социальной жизни. Бунт бывает двух типов – либо исключительно личным, либо же вдохновленным желанием создать общество, по своему типу отличающееся от того, в каком живет в данный момент бунтарь. В последнем случает его желание могут разделить и другие; во многих случаях оно разделялось всеми, за исключением незначительного меньшинства тех, кому актуальная система выгодна. Бунтарь такого рода является конструктивным, а не анархическим; даже если его движение приводит на какое-то время к анархии, оно в конечном счете должно породить новое устойчивое сообщество. Именно безличный характер его целей – вот что отличает его от анархичного бунтовщика. Только само событие покажет для общества в целом, будет ли бунт считаться оправданным; когда он считается оправданным, ранее существовавший авторитет поступит мудро, с его же собственной точки зрения, если станет оказывать отчаянное сопротивление. Индивид может замыслить определенный образ жизни или метод социальной организации, благодаря которым можно удовлетворить больше желаний человечества, чем при применении актуального метода. Без бунта человечество бы застоялось, тогда как несправедливость было бы невозможно искупить. Таким образом, человек, который отказывается повиноваться авторитету, в некоторых обстоятельствах обладает законной функцией, если только его неповиновение имеет мотивы социальные, а не личные. Однако это вопрос, правила решения которого в силу самой его природы определить невозможно.

16 Философии власти

Моя цель в этой главе – рассмотреть некоторые философии, которые в основном вдохновляются властолюбием. Я имею в виду не то, что власть является их предметом, но то, что она является сознательным или бессознательным мотивом философа в его метафизике и его этических суждениях.

Наши убеждения вытекают из разного сочетания желания с наблюдением. В определенных убеждениях невелика роль одного из двух этих факторов; в других – другого. Эмпирическими данными можно строго подтвердить лишь немногое, и когда наши убеждения заходят дальше, в их генезисе определенную роль играет желание. С другой стороны, немногие убеждения способны надолго пережить окончательные и бесспорные доказательства их ложности, хотя они и могут сохраняться многие века, если нет доказательств ни в их пользу, ни против.

Философии более унифицированы, чем жизнь. В жизни у нас много желаний, однако философия обычно вдохновляется каким-то одним господствующим желанием, которое наделяет ее связностью.

Zu fragmentarisch ist Welt and Leben.
Ich will mich zum deutschen Professor begeben,
Der weiß das Leben zusammenzusetzen,
Und er macht ein verständlich System daraus[44]

.