– Твое имя звучит песней в моих ушах, Ранд ал’Тор, – рокочущим, словно гром, голосом произнес огир, после чего представился сам и представил своих спутниц.
Его звали Хаман, сын Дала, сына Морела; старшую женщину – Коврил, дочь Эллы, дочери Сунг, а младшую – Эрит, дочь Ивы, дочери Алар. Ранд припомнил, что вроде бы видел Эрит в стеддинге Тсофу, что в двух днях нелегкого пути от Кайриэна, и не мог себе представить, что она делает в Кэймлине.
Рядом с огирами айильцы казались низкорослыми, а просторный дворцовый двор – тесным. Хаман был в полроста выше Ранда и примерно настолько же шире в плечах. Коврил была примерно на голову – огирскую голову – пониже Хамана, а Эрит возвышалась над Рандом на добрых полтора фута. Но от людей огиров отличала не только разница в росте. Круглые, величиной с чайные блюдца глаза Хамана вполне соответствовали широченному, чуть не во все лицо носу. Уши со светлыми кисточками на кончиках стояли торчком, пробиваясь сквозь шапку волос; брови свисали к щекам. Довершали картину длинные висячие белые усы и узкая длинная борода. На первый взгляд лица Коврил и Эрит отличались от Хаманова разве что отсутствием усов и бород да бровями покороче, но все же выглядели как-то изящнее и тоньше. Правда, сейчас лицо Коврил казалось суровым – и почему-то знакомым; Эрит же явно была обеспокоена. У нее даже уши поникли.
– Прошу прощения, – начал Ранд. – Прежде чем мы побеседуем, я…
– Мы пришли сюда поговорить с древесными братьями, Ранд ал’Тор, – не дав ему закончить, сказала Сулин. – Тебе следовало бы знать: Айил и древесных братьев испокон веку связывает водное братство. Мы торгуем с ними и часто посещаем стеддинги.
– Это истинная правда, – пробормотал Хаман. Пробормотал на огирский манер – словно где-то вдалеке сошла с гор лавина.
– Не сомневаюсь, что кое-кто и вправду пришел поговорить, – заметил Ранд, обращаясь к Сулин. Он углядел в толпе решительно всех Дев из утренней охраны, всех до единой. А вот из сопровождавших поутру Уриена Красных Щитов здесь были только трое или четверо. – Мне не хотелось бы просить Энайлу или Сомару взять на себя
Похоже, это задело Сулин еще больше, нежели все остальное, но она созвала своих Дев при помощи языка жестов, причем жесты эти выглядели раздраженными – насколько это вообще возможно. Зато многие айильские мужчины расходились, посмеиваясь, – не иначе как, по их мнению, Ранд удачно пошутил.
Когда айильцы ушли, Хаман погладил свою длинную бороду и прогудел, словно огромный шмель:
– Хм-хм… Прежде, бывало, люди нас опасались. Хм-хм… Есть что-то такое в старых хрониках. Очень старых. Правда, сохранились только отрывки, но датируются они как раз…
– Старейшина Хаман, – вмешалась Коврил, – может, не стоит отвлекаться от дела? – Этот шмель гудел на чуть более высоких тонах.
Старейшина Хаман. Это сочетание показалось Ранду знакомым, где же он слышал его? В конце концов, в каждом стеддинге есть Совет старейшин.
Хаман глубоко вздохнул:
– Хорошо, Коврил, но ты выказываешь неподобающую поспешность. Не позволила нам даже толком умыться. Клянусь, ты начинаешь суетиться, как… – Хаман покосился на Ранда, закашлялся и прикрыл рот здоровенной ладонью. Огиры считали людей существами не в меру нетерпеливыми, вечно стремящимися сейчас же сделать то, что будет важно завтра, а то и в следующем году. Они не любили спешки, но напоминать людям об их суетливости почитали неприличным. – Наше путешествие во Внешний мир оказалось познавательным, – продолжил Хаман, вновь обращаясь к Ранду. – Весьма любопытно было узнать, что Шайдо Айил осадили Ал’кайр’раиеналлен и что ты был там, но покинул город прежде, чем мы смогли с тобой побеседовать, и… Хм-хм… Никак не могу отделаться от ощущения, что мы слишком уж суетимся. Нет, говори-ка лучше ты, Коврил. Ведь это из-за тебя я забросил свои штудии, оставил школяров и ношусь как полоумный по всему миру. Представляю, что творят сейчас мои ученики.
Ранд едва удержался от усмешки. При огирской манере вести дела ученики Хамана не раньше чем через полгода удостоверятся в отсутствии наставника, после чего еще год будут обсуждать, что же им теперь делать.
– Мать имеет некоторое право на беспокойство, – заявила Коврил. Уши ее задрожали, – видать, несвойственное огирам нетерпение пересилило даже почтение к старейшине. Затем она собралась, приосанилась и, обратившись к Ранду, спросила: – Что ты сделал с моим сыном?
Ранд опешил:
– С вашим сыном?