– Позвольте, – обратилась она к Тайлин, – присоединить свои извинения к извинениям Мерилилль и прочих. Конечно, мы не должны были собирать войско в ваших владениях без вашего дозволения. В оправдание могу сказать лишь одно: события разворачивались так быстро, что мы в Салидаре оказались застигнутыми врасплох. Конечно, это не снимает с нас вины, но никакого зла против Алтары мы не замышляли и уж паче того не хотели нанести вам оскорбление. А сейчас, пока мы тут разговариваем, Гарет Брин ведет войско на север. Оно уходит из Алтары.
Тайлин вперила в девушку пристальный взгляд:
– До сих пор я не слышала никаких объяснений или извинений. Но правителям Алтары не привыкать глотать без соли оскорбления, наносимые теми, кто сильнее. – Глубоко вздохнув, она взмахнула рукой так, что взметнулись кружева. – Садитесь, садитесь. Обопритесь на нож и дайте волю языку. – Она неожиданно ухмыльнулась. – Не знаю, как принято говорить у вас в Андоре, а у нас эти слова означают: давайте поговорим начистоту, откровенно.
Найнив с удовольствием отметила, как расширились голубые глаза Илэйн, поскольку сама она ахнула от удивления. И это Тайлин, та самая, которая, по утверждению Мерилилль, шагу не ступала без подобающих церемоний. С удовольствием усевшись в кресло, Найнив вспомнила ходившие по Салидару слухи и принялась гадать, уж не пытается ли королева… что? О Свет, до чего же она привыкла ждать отовсюду подвоха! Илэйн напряженно присела на самый краешек кресла.
– Я буду говорить то, что думаю, – настойчиво продолжила Тайлин, – и жду того же от вас. Ничто из услышанного не будет воспринято мною как оскорбление. – Судя по тому, как она постукивала пальцами по усыпанной камнями рукояти кинжала, королева вполне могла счесть оскорблением даже молчание.
– Не знаю даже, с чего начать, – пробормотала Найнив и с неудовольствием отметила кивок Илэйн – она-то надеялась, что Илэйн знает, как разговаривать с королевами. Ну что она как воды в рот набрала?
– С начала – вот с чего, – нетерпеливо сказала королева. – Почему из Салидара в Эбу Дар прибыли еще четыре Айз Седай? Ведь не для того же, чтобы перещеголять посольство Элайды; Теслин даже не именует его таковым, и только она да Джолин… Вы не знали? – Она откинулась на спинку кресла, рассмеявшись и приложив ладонь к губам. – А о белоплащниках знаете? Да? – Она рубанула воздух ладонью, и веселье ее поумерилось. – Глаза бы мои на них не смотрели! Но мне приходится иметь дело со всеми, кто видит во мне возможного союзника. Будь то лорд инквизитор Карридин или кто угодно.
– Но почему? – спросила Найнив. – Я рада слышать, что вы не любите белоплащников, но зачем же принимать Карридина? Этот человек палач, мясник…
Еще не кончив говорить, Найнив поняла, что допустила промашку, – Илэйн сосредоточенно уставилась на широкий белый камин, а остатки веселья Тайлин истаяли без следа.
– Ты поймала меня на слове, – тихо сказала королева. – Я сама предложила говорить начистоту, вот и… – Темные глаза смотрели в пол, – по-видимому, королева собиралась с духом.
Найнив покосилась на Илэйн, надеясь уловить хотя бы намек на то, где же она дала маху, но Илэйн лишь глянула на подругу искоса, покачала головой и вновь сосредоточилась на разглядывании мраморных волн на камине. Может, и ей не стоит смотреть на королеву? Однако Тайлин сама подняла глаза. Одной рукой она погладила рукоять кривого кинжала, а другой коснулась маленькой рукоятки, покоившейся в ложбинке на груди.
Брачный кинжал мог немало рассказать о Тайлин. Вандене и Аделис не скупились на сведения, касающиеся тех бытующих в Эбу Дар обычаев, незнание которых могло обернуться для чужака, ежели его не сопровождает вооруженная до зубов стража, серьезными неприятностями. Белые ножны означали вдовство и отсутствие намерения вторично выходить замуж. Четыре жемчужины и один огневик на позолоченной рукояти говорили о том, что она родила четырех сыновей и одну дочь, а белое эмалевое обрамление огневика и красное трех жемчужин свидетельствовало: в живых остался лишь один сын. Все прочие дети умерли, когда им было не меньше шестнадцати лет. Погибли на поединках, иначе обрамление было бы черным. Каково же матери постоянно носить такое напоминание? Но Вандене утверждала, что женщины в Эбу Дар гордились красной или белой оправой, что бы она ни обрамляла: жемчужины, огневики или цветные стекляшки. А если дети отказывались сражаться, матери снимали их камни с кинжалов и более этих детей не признавали.
Наконец Тайлин сняла руку с кинжала за поясом, но по-прежнему продолжала поглаживать брачный нож.