— Но? — Да, но появился один человек… Конечно, — тепло улыбнулась она, — человеком её можно назвать лишь фигурально. Ведь каждый аирец знает сказку 'о божьих слезах'. Говорят, что однажды Бог Солнца, создатель всего сущего в этом мире, творец и отец жизни и мира, увидев то, сколько страданий творится на нашей земле не смог сдержаться и заплакал. Он стоял в тени, дабы люди не могли заметить его переживаний, но его слёзы, касаясь земли, рождались из тени и превращались в существ лишь обликом своим походящих на людей. Они помнили боль создателя и несли её через всю свою жизнь, стараясь исправить то, что казалось им неправильным и избавить Великого Отца от страданий. Это то, что рассказывают детям о таинственных монахах Дао Хэ, правда, вряд ли найдется хотя бы десяток человек, кто мог бы, положа руку на сердце, сказать, что видел хотя бы одного даосца. А, ведь теперь, я одна из таких людей, — усмехнулась она. — Дайли появилась именно в тот момент, когда я готова была принять смерть и отчетливо понимала, что держаться дальше мне не для кого и не для чего. Одна, в чужой стране, без денег, осуждаемая и проклятая, я была обречена. Нет дороги вперед, а позади все сожжено. Но Дэй… она кое-что показала мне, а после впервые в жизни, мне протянули руку помощи, не держа кинжал за спиной. Именно она, и никто другой, вытащила меня со дна, показала, что если желать, то невозможного нет, и мир ещё может наполниться красками. Она работала с моей жизненной энергией чи, чтобы я смогла оправиться от воздействия артефакта и именно после этого, я впервые ощутила изменения в себе.
— Изменения? — скорее машинально переспросил он, заметив, что она вновь замолчала. Слишком многое сейчас переворачивалось в нем с ног на голову. К стыду своему, он и правда полагал, что перед ним избалованная заморская принцесса непривыкшая, чтобы кто-то не исполнял её капризов. Заносчивая, жадная до власти, самодовольная и глупая баба, решившая, что пусть сдохнут все, но все одно будет по её. И только сейчас, он в полной мере начинал осознавать, насколько он ошибался. В каком кошмаре жил этот ребенок, никому не нужный, ни кем не любимый, ненавидимый всеми и в то же время, всем так нужный. Ребенок, переживший предательство пусть и не настоящей, но матери, смотревший на её казнь. А ведь даже у северян волосы вставали дыбом, зная, как казнят в Аире тех, кто занес свою руку над членом императорской семьи. Это долгая процедура, когда в завершении от человеческого тела остаются лишь куски плоти и содранная кожа. Он слушал её монолог, и сердце его откликалось на каждое произнесенное ею слово. Ненависть и презрение, что порой врывались в его суждения о ней, странным образом таяли и, казалось, растворялись в нём, превращаясь в нечто щемяще-трепетное, нежное, теплое.
— Да, — изменения, — явно смущаясь и с трудом подбирая слова, сказала она. — Когда я думаю об этом, мне кажется, что то, что было даровано мне это и дар и проклятье. Хотя, конечно, в большей степени второе. Но разве смогла бы я научиться вновь чувствовать хоть что-то, не будь у меня в поводырях моего дара?
— О каком даре ты говоришь?
Она взглянула на него своими черными глазами без дна, словно заглянула в саму его суть, прочитала все его мысли, поняла то, что он и сам не в состоянии понять, улыбнулась горько и как-то обреченно, а после сказала:
— Чувствовать.
— Чт…? — попытался он уточнить, но этого не потребовалось.
— Я говорю о даре чувствовать окружающих меня существ, их эмоции… Ещё мгновенье назад ты жалел меня, а сейчас так шокирован, что должно быть, не знаешь, что сказать. И теперь остается последняя метаморфоза твоего отношения ко мне. Тебе не придется говорить об этом вслух, я услышу тебя без слов, пойму и, скорее всего, смогу простить. Ему не показалось, когда он заметил, как она затаила дыхание. Такой по-детски простой жест, говоривший куда больше, чем вся её холодность и сдержанность. Ей было не все равно, что он скажет, не так безразлично, как она всегда готова была показать. И сейчас, отварив ему дверь в свое сердце, она ждала, войдет ли он внутрь или же захлопнет её вновь, только на этот раз навсегда. Эта женщина не приемлет вторых шансов или попыток. Она запомнит каждое его слово, жест и реакцию, не упустит ни единой мелочи, и если все увиденное ей не понравится, она уже никогда не пойдет ему навстречу.
Он не сказал ни слова, а лишь представил, как его пальцы нежно касаются черного шелка её волос, как должно быть, замрет на мгновение его сердце в этот момент. Как сильно бы ему хотелось прикоснуться к её щеке, провести ладонью по нежной коже шеи, опустить свои губы на её и ощутить их вкус. Какой трепет в его сердце вызывает сама мысль об этом, о том, что однажды они смогут стать гораздо ближе, чем кто-либо в этом мире. Она сидела напротив него, и он с удовольствием наблюдал за тем, как медленно наливается её белоснежная кожа нежным румянцем, как распахиваются её глаза, а дыхание вдруг становится прерывистым.