Я не смог удержаться от улыбки, но в ней не было и доли снисходительности. На данном этапе объяснений люди всегда задавали этот вопрос.
– Ошибаешься. Технология, основанная на кремнии, была разработана еще в начале эры информатики, более двух веков назад. По правде говоря, она продемонстрировала свою ограниченность уже в двухтысячных годах. Создание гибридов на основе кремния и живых клеток позволило выйти на новый уровень, и мощь компьютеров возросла в почти логарифмической прогрессии. БиоСтрукты появились после того, как на микросхемах удалось в промышленных масштабах клонировать искусственные нейроны.
На лбу Жана прорезались две глубокие морщины – ему было трудно следить за моей мыслью.
– Но я не могу понять, как можно совместить живые клетки и кремний.
– На самом деле в поверхность микросхем встроены трансплантаты – молекулярные щупы ДНК, способные соединяться с другими клетками. Это матрицы. Затем нейроны развиваются в питательных ваннах и соединяются друг с другом через щупы ДНК. Они созданы для этого. Они не могут реагировать иначе. На этом этапе щупы превращаются в органические микросистемы, которые вмещают в себя целые колонии живых клеток, связанных с собственно компьютерным центром.
– А в чем преимущество нейронов?
– В МПА. В массивно-параллельном анализе. Обработка информации нейронной сетью – это нечто фантастическое. Иногда кажется, что ее возможности беспредельны. Массивно-параллельная обработка позволяет получить почти моментальную картину всего, что происходит на «Святом Михаиле». Данные, собранные сенсорами через цепочки аксонов, переносятся посредством суперРНК, которая стимулирует нейроны Нод-два без всякого тока – иначе они бы окислились и погибли, – пользуясь своей способностью к поляризации, которая индуцирует появление заряда. А этот заряд, в свою очередь, запускает электрохимический процесс, изменяющий состояние нейрона. Начиная с этого момента обработка информации снова становится областью информатики в классическом значении этого слова, но основная часть работы уже проделана…
Вдруг я осознал, что спец на меня больше не смотрит – его глаза устремлены в какую-то точку за моей спиной. По спине пробежала леденящая дрожь. Я резко обернулся и оказался нос к носу с Харбертом. Этот говнюк подобрался совершенно бесшумно и казался еще более разъяренным, чем обычно.
– Вы и впрямь издеваетесь надо мной, Вильжюст! – прошипел он сквозь сжатые зубы.
Долгая практика общения с властями предержащими мгновенно подсказала мне, что сейчас лучше не реагировать. Когда вышестоящему лицу представляется прекрасный повод наехать на вас, предпочтительней вести себя смирно и стараться не смотреть ему в глаза. И тем не менее я не мог заставить себя опустить голову перед этим тупицей, а потому, пока он метал громы и молнии, пялился на его подбородок. Все остальные пультовики в смущении делали вид, что не видят нас.
– Вы действительно думаете, что сидите здесь – причем за счет армии, – чтобы кичиться своей наукой перед маленькими впечатлительными спецами?
Жан залился краской и, едва Харберт знаком велел ему убираться, немедленно исчез.
– Мне уже давно осточертел ваш спесивый вид,
Его раскормленная физиономия стала такой красной от прилива крови, что, казалось, его вот-вот хватит удар.
– Так вот, чтобы в будущем вы не забывали, что, когда я даю вам указания, их лучше выполнять: каждый вечер после ухода остальных вы будете оставаться за пультом на два дополнительных часа до тех пор, пока я не изменю своего решения.
Ни разу за все время его обличительной речи я не поднял глаз, перенося поток упреков и оскорблений с видимым спокойствием. Но меня так и распирало от бешенства.
Два дополнительных часа вечером означали еще большую усталость, всякий раз холодный – и одинокий – ужин, еще большее чувство изолированности…
Потом я случайно встретился взглядом с Мореном, который наблюдал за сценой, сидя за своим пультом. И я тут же догадался, что именно этот мерзавец, прервав беседу Харберта с Сильвио, обратил на меня его внимание, чтобы он заметил, как какой-то бесшипник нагло пренебрегает всеми его указаниями.