– Нет, но с тех пор были зафиксированы еще три случая насильственной смерти от поражения электрическим разрядом, причем два произошли ночью. Я также узнал, что кое-кто замечал – всегда ночью – некое передвигающееся по коридорам в малолюдных зонах корабля призрачное существо в черной хламиде.
Слушая, как мой друг, обычно ярый картезианец, ведет речи, продиктованные банальным легковерием, я не мог опомниться.
– Хм… а не слишком ли много предположений? – осторожно пробормотал я.
– Конечно, но если бы этот Испепелитель действительно существовал – кем бы он ни был, – то только так и можно было бы заметить его присутствие. Я хочу сказать, что если бы какой-нибудь псих ночами болтался по кораблю, убивая людей мощным электрическим разрядом, то информация о нем неизбежно выглядела бы как глупая выдумка, ведь так?
– Согласен, но, по мне, объяснение из пальца высосано.
– У тебя есть лучше?
– А может, настоящий демон?
– Брось.
– А если другая группа недовольных? Вроде той, к которой принадлежишь ты, только они не довольствовались подпольной газетой, а перешли к жестким действиям.
Паскаль ответил не сразу. Его кукла была невозмутима.
– Я думал об этом, – признал он в конце концов. – И даже задействовал в этом направлении нашу осведомительную сеть. С нулевым результатом. Если так оно и есть, то они до чертиков скрытные ребята.
– А главное, с чего бы им ополчаться на простую женщину вроде Манси?
– Это и правда странно. Может, она вела двойную жизнь? Или же произошла ошибка. Возможно, целью был кто-то другой.
– Можно также предположить, что это некое радикальное ответвление ультра, какое-то до крайности фундаменталистское меньшинство, которое решило ополчиться на людей с сомнительными моральными устоями. Как я слышал, эта Манси вроде бы была легкого поведения. Может, она невольно навлекла на себя молнии какой-то группы помешанных на добродетели?
– Хм… сомневаюсь. Почему именно она, когда на борту полно женщин, которые почти в открытую торгуют своим телом?
– Не знаю. Но с кого-то же надо начинать?
Внезапно в нескольких десятках метров от нас полыхнула сиреневая вспышка. Одно из информационных волокон на мгновение озарилось, создав вокруг себя концентрическую волну, которая передалась соседним. Волна меняла окраску каждого волокна, вызывая радужное свечение во всей зоне.
– Кажется, в твоем секторе тревога, – коротко заметил Паскаль.
Не теряя ни секунды, я метнулся над зоной и дернул за подавшее сигнал волокно. Оно вытянулось на многие метры, а на стебле появились маленькие черные символы. Я последовательно прихватил некоторые из них, и из стебля выдвинулся контрольный экран в форме молочно-белой пластины. По ней тут же побежали различные данные.
– Проблема с увлажнением воздуха, – сказал я приблизившемуся Паскалю.
Сиреневый свет распространился на множество волокон вокруг, превратившись в фиолетовое пятно, яркость которого усиливалась ближе к периметру.
– Похоже, проблема разрастается, – констатировал Паскаль. – Лучше бы тебе предупредить Харберта.
Я кивнул. Сделал быстрое движение правой рукой, и перед нами возник испускающий мягкий пульсирующий свет мерцающий двенадцатигранник.
– Докладывает пультовик Вильжюст. Замечена аномалия в секторе…
– Знаю! – громко рявкнул голос Харберта, отчего яркое свечение двенадцатигранника завибрировало. – Техник уже на месте. Так что кончайте прохлаждаться в Нод-два и вытряхивайтесь быстрее, чтобы ответить на его вопросы.
Двенадцатигранник тут же исчез, подавив в зачатке любые поползновения что-то обсудить. Я медленно развернулся к Паскалю. Пусть даже лицо его куклы ничего не выражало, мне нетрудно было представить, какая ярость отражалась бы на нем в реальном мире. Я приложил ладони к вискам своей марионетки, легко надавил и громко произнес: «Выход из Нод-два».
Кибернетическое пространство Нод-2 исчезло. Потребовалось несколько секунд, чтобы мои глаза заново приспособились к яркому освещению Алмаза. Руки вцепились в стальные брусья, расположенные по обе стороны кресла; когда пультовик возвращался в реальный мир, по этим брусьям пропускался низковольтный ток, чтобы позволить телу быстрее восстановить свой центр тяжести. Без этого вызванная выходом из Нод-2 дезориентация могла спровоцировать жестокие головокружения.
– Быстрее приходите в себя, Вильжюст!
Харберт, как всегда, клокотал и торопился вернуться за свой диспетчерский пульт, где мог бы вволю предаваться любимому занятию: бездельничать, поглядывая, как вкалывают другие.
– Вы и так филоните у себя в Нод-два, так что здесь будьте любезны шевелить задницей!
Мне было известно, что, когда начальник пультовой устает, он становится грубым, но я привык. К его непрошибаемой жирной физиономии кадрового военного и природной злонамеренности тоже привык. А вот к чему мне никогда не привыкнуть, так это к его вопиющей некомпетентности во всем, что касается работы за пультом, – из-за нее бесшипникам регулярно приходилось засиживаться допоздна, чтобы исправить его ляпы. К счастью, пока, общаясь с ним, мне удавалось стоически сдерживаться. Но именно пока.