Властители душ: Иисус из Назарета, Мухаммед пророк Аллаха

— В пустыне, — сказал бедуин, — мне не нужен вождь. Мне хватает там и себя самого. В Вади-Куора похоронен мой отец, в дюнах Дю-Гуруда — мой дед. Я не знаю, пристало ли мне оставлять их одних и найду ли я путь в рай…

Слепой поднял пустые глаза, и ему казалось, что он видит перед собой бесконечность пустыни — долину Куора и дюны Дю-Гуруд. На миг ему в голову пришла мысль, что и он — если бы был зрячим — может быть, стал бы искать путь по ту сторону рва, путь в одиночество, путь к самому себе, путь к свободной воле.

Только миг думал он об этом, это был один из тех грехов, которые, как говорят христиане, и самых праведных охватывают семь раз на день. И хотя он сразу же справился с этими грешными мыслями, все же не смог ответить бедуинам так убедительно, как этого требовал его долг. Молча спустился он со скамьи и, осторожно шагая, пошел назад в город.

На следующий день из города исчезли два бедуина… На последующий — остальные.

Только Абу Хораира остался. Он не мог уйти, потому что его кошка лежала, скрутившись в комочек, на тонких пальмовых листьях в углу скамьи и тихо стонала, как только он делал попытку взять ее в руки. Абу Хораира выпрашивал для нее самое жирное и самое сладкое овечье молоко, какое только было в Медине, — и когда кошечка не хотела его, он пробовал и ослиное и верблюжье молоко. Но маленькая желтая кошка не дотрагивалась и до этого, и когда солнце скатилось на запад, худое тельце выпрямилось и кошечка Абу Хораиры умерла.

Старый бродяга разыскал пыльный серый плащ, заботливо завернул мертвую кошку и взял на руки; затем он повесил сумку для подаяний на плечо и ушел, чтобы найти Мухаммеда.

Он разыскал пророка на краю рва, лежащего в тени стены. Залман, перс, был с ним. Перс пытался объяснить пророку, как великий царь укреплял свой город Ктесифон, но толкователем был неискусным и неопытным, и его речь не стала более понятной от того, что на песке он стал рисовать башни, укрепленные ворота, выступающие вперед бастионы. Мухаммед слушал его рассеянно: он потребовал этих объяснений в меньшей мере из-за того, что это принесет пользу, но больше потому, что хотел победить внутреннее беспокойство, охватывавшее его несмотря на ров все снова и снова, когда он думал о могучем войске Абу Софиана.

Абу Хораира сел рядом с ними и стал слушать, капюшон его потрепанного бурнуса был натянут на лохматую голову. Мухаммед прервал речь перса движением руки и зло посмотрел на бродягу; в первый миг он не сообразил, где он его уже видел. Но потом вспомнил.

— Гляди сюда, — сказал он, — Абу Хораира, отец маленькой кошки. Итак, ты еще здесь? Ты, пожалуй, последний из людей со скамьи?

Абу Хораира не понял упрека. «Я не мог уйти, — возразил он и покачал головой. — Моя кошка была больна».

Мухаммеду хотелось бы услышать о другой причине того, что бродяга остался, но заботы, занимавшие его самого, были слишком большими, чтобы он стал разговаривать о том, что на бедуинов нельзя положиться.

— Там, — сказал он, — еще стоят остатки ячменной каши и миска молока для тебя, если ты хочешь.

Абу Хораира кивнул не говоря ни слова, передвинулся в угол и уничтожил ячменную кашу. «Молоко, — сказал он затем, — мне больше не нужно». Он произнес это так, будто ждал вопроса. Его не последовало, так как Мухаммед был занят другими мыслями и повернулся к персу.

Старик снова подошел к ним и стукнул кулаком о землю. «Молоко мне больше не нужно!» — закричал он, потеряв обладание.

Вот наконец задали долгожданный вопрос: «Где твоя кошка, Абу Хораира?»

Тихо бормоча про себя, Абу Хораира разворачивает плащ, достает маленькое мертвое тельце и гладит жесткой мозолистой рукой потускневший желтый мех.

— Скажи мне, Мухаммед, попадут ли в рай животные?

— Оставь меня в покое, Абу Хораира! Мне есть о чем думать и поважнее!

— Может быть, это для тебя не важно, — говорит старик настойчиво. — Но это я должен знать теперь. Попадут ли животные…

— Разве ты не слышал, что не должен мешать пророку! — вскричал Залман гневно.

Но Абу Хораира, кажется, не слышал его слов. Он раскачивался туда-сюда, держа в ладони голову мертвой кошки. «Скажи мне, встречу ли я ее снова в раю?» — повторяет он.

Перс громко рассмеялся. Однако Мухаммед, нетерпеливо взволнованный криком, достигшим его уха только что с края рва, гневно восклицает: «Замолчи наконец! Я не знаю. Бог ниспосылает с неба откровение для человека, а не для зверей!»

— Так, так, — говорит «отец маленькой кошечки». — Ты не знаешь. — Он расстелил бурнус на земле, снова завернул маленький трупик и взял на руки. — Мне больше не нужно молоко и не нужен твой рай, Мухаммед! Отдай мое место кому-нибудь другому!

Он поворачивается и прямо идет к валу.

— Эй, куда? — кричит Омар, только что спустившийся. — Оставайся здесь. Абу Хораира! Мекканцы убьют тебя!

Абу Хораира останавливается на вершине вала и оборачивается. «Там стоят бедуины, — говорит он и указывает на палатки. — Эти мне не сделают ничего: они меня знают».