Властители душ: Иисус из Назарета, Мухаммед пророк Аллаха

Омаяд подходит еще ближе; нет опасности, что они его увидят и узнают. Он тоже спрятал наполовину свое лицо в бурнусе; дождь все еще падает плотной завесой.

Так учил меня Мухаммед молиться!

Иудеи боятся. Бедуины уезжают. А корейшиты молятся Богу Мухаммеда! С таким войском, Абу Софиан, ты хочешь победить Мухаммеда?!!

Так учит вас Мухаммед молиться…

Значит, у него есть последователи не только в Медине. Мекка тоже заражена — все еще заражена вопреки всему, что мы делали… Все было напрасно. В момент опасности все бросаются на колени и скулят о милости Бога Мухаммеда… Так учил вас Мухаммед молиться…

Может быть, я единственный, кто еще не верит в него? Может быть, меня предало все войско?

Абу Софиан стоит меж палаток. Дождь струится по его лицу, он больше не чувствует этого. Одежда тяжелым грузом повисла на нем.

Что ты будешь делать, Омаяд?

Налетает ледяной порыв ветра. Завывая, он запутывается в штангах, поддерживающих палатки, ломает их, как тоненькие веточки, разрывает шнуры, тяжелый черный фетр развевается по воздуху…

«Эй, Корейши!»

Они не слышат. Еще раз: «Эй, Корейши!»

Резко звучит голос Омаяда на фоне стонов непогоды. Мужчины, хватающие свои пожитки, пытающиеся спрятать плащи и покрывала, поднимают головы.

— Эй, Корейши! Я собираю лагерь! Мы идем домой! Омаяд воюет, пока он может воевать. Омаяд знает, когда нужно сдаться.

… Так учил вас Мухаммед молиться…

Значит, молитесь. Возвращайтесь в Мекку. Или взбирайтесь на вал и молите у ног «пророка», чтобы он приютил вас в Медине! Мне все равно. Я беру лошадь и еду в Мекку. Следуйте за мной или нет! Я в вас не нуждаюсь — так же, как и вам больше не нужно мое предводительство…

И сколько селений мы погубили,

когда они были неправедны!

И вот они сокрушались на свои основаниях!

Сколько колодцев опустевших и

замков воздвигнутых!

Коран, Сура 22, 44

Слепой Абдаллах идет по дороге в мечеть. Его палка касается края маленькой пологой лужайки, этот путь, по которому так часто ступала его нога, он проходит почти так же быстро, как и зрячий. С момента отъезда мекканского войска он передал свои обязанности наместника в руки Мухаммеда, забот у него не стало, а уважение осталось. Вся Медина видит в нем человека, на котором очевиднее всего покоится печать Аллаха.

Иногда слепой останавливается и прислушивается. Если все тихо, тогда он вздыхает с облегчением, но иногда издалека он слышит жалобный крик.

«Нет, — говорит он себе, — еще не все кончилось. Это все еще не конец».

Он входит во двор мечети, широко открыты ворота — даже Билала, хранителя священного дома, сегодня нет здесь. Только из женских покоев слышны голоса — слепой различает и узнает их: звонкий смех Аиши, нежное воркование Омм Сальмы и сухой, немного хриплый голос Хафизы.

— Где пророк? — спрашивает Абдаллах.

Он слышит испуганный вскрик и шелест женских платьев. Теперь все женщины хватаются за платки и покрывала, пока не видят, что перед ними стоит просто слепой, от которого им не нужно прятаться.

— Ох, как ты нас напугал! — кричит Аиша, смеясь. — Мы не слышали как ты вошел! Садись к нам, Абдаллах, и расскажи сказку о двух ангелах, влюбившихся в двух земных женщин!

— Моей душе не до сказок, — говорит слепой, — пока действительность полна ужаса. Где Мухаммед?

— Его здесь нет, — отвечает Омм Сальма, хватает руку Абдаллаха и ведет его в тень.

— Он там, — добавляет Хафиза и показывает на город. Абдаллах не видит жеста, но он правильно понимает слова.

— А я надеялся, что он это знает, — сказал он тихо.

В момент, когда все замолчали, еще отчетливее послышался жалобный горестный крик.

Слепой вздрогнул, как будто замерз.

— Я ходил туда, — говорит он, — там мне рассказали, что они убили уже четыреста иудеев. Сколько же может быть убитых еще?

— Разве должен был терпеть пророк предательство у ворот своего собственного города? — спрашивает Хафиза.

— Разумеется, нет! А почему он их не изгнал, как раньше иудеев Ятриба?

— Разве ты сам не видел, что из этого вышло? — вопит взволнованный детский голос Аиши. — Изгнанные иудеи вступили в союз с корейшитами, и если бы Аллах не стоял на стороне пророка, то в Медине не осталось бы и камня на камне! Побереги свое сострадание, Абдаллах! Или тебе было бы лучше, если бы продали в рабство нас, а не детей и женщин Курейца?

На этот вопрос Абдаллах не отвечает. Вытянув руку вперед, он прикасается к стене и идет обратно к воротам, не удостоив женщин прощанием.

Ему навстречу кто-то шагает тяжелыми, уверенными, размеренными шагами. Слепой не теряет времени, прислушиваясь дальше, чтобы быть вполне уверенным.

— Эй, Мухаммед! — кричит он, — что ты сделал?

Шаги затихают.

— Что я сделал? Я наказал предателей.

— Ты позволил убить их!

— Они мертвы, — отвечает пророк, — это правда.

— Почему? Почему?

Пророк убирает руку слепого, которой он хватается за его плечо.