Властители душ: Иисус из Назарета, Мухаммед пророк Аллаха

— Почему? Ты это знаешь так же хороню, как и я. Потому что они были в сговоре с врагом, потому что с нами они заключили предательский союз. Они должны были умереть…

— Мухаммед! — восклицает слепой. — Это говорит глава города Медины! Я больше не слышу голоса пророка!

Пророк качает головой, но слепой этого не видит, он также не видит ужаса и сомнения в глазах самого Мухаммеда — он чувствует только задумчивое молчание, слышит взволнованное дыхание.

— Ты не должен был их убивать, ты должен был их изгнать. О, Мухаммед! По рву, который вы построили для своей защиты, течет кровь. Сотни трупов лежат в пыли, а плач пленных женщин доносится даже сюда! Это была воля Аллаха? Это была божественная воля?

— Так и есть, — отвечает Мухаммед. — Я хочу сказать тебе об откровении, которое я получил от архангела Гавриила: «Часть народа рукописи вы убьете, а часть возьмете в плен, а Бог передаст вам в наследство их землю, и их жилища, и их добро!»

Слепой молчит. Его худые загорелые руки скрестились поверх крюка палки, на которую он опирается.

— Так тебе сообщил Аллах? — спрашивает он тихо. — Значит, Аллах стал другим!

Он запрокидывает голову назад, белые глазные яблоки поднимаются к небу, руки отпускают палку.

— Откровение Аллаха, объявленное однажды в Мекке посланнику Бога:

Человек действительно становится дерзким,
когда видит себя в богатстве —
Тот свет для вас лучше чем этот…

Пророк не отвечает. Он поднимает палку и кладет в воздетые руки. «Аллах остался тот же, — говорит он наконец, — но божественный звук играют не на одной струне, а на многих».

Быстрыми шагами, наклонив голову вперед, ступает он к своему дому. Ответ, данный им слепому, легко было произнести, не обдумывая. Его собственная совесть проверяет его лишь теперь.

Стал ли Бог другим? Был ли он сам другим? Отрывающая от мира восторженность первых откровений вспомнилась ему, покорность, с которой он принимал приказы Бога, терпение верующей Хадиджи.

Когда теперь к нему приходил ангел и говорил с ним, то больше не обещал ему благостей рая и ужасов одного дня. Нет, он объявлял закон для этого мира: это вы можете есть, это нет. Столько добычи вы можете оставить себе, а столько-то отдайте на подаяние. И это ваши обязанности, если вы хотите развестись с женой, и это ваши права, если вы покупаете раба — а это должно быть наказанием для тех, кто не верит твоему слову…

Не стал ли он другим?

Раньше он обратил свою общину в веру — теперь по божественному приказу он возглавлял государство верующих! Время немирских благодатей прошло…

Курейца уничтожены, другие иудейские племена изгнаны, во всем оазисе Ятриба больше не зовет труба на молитву. Народ арабов — сам для себя — носитель слова Божьего, носитель веры, желающий завоевать мир.

Так в зародыше финикового ядра спрятана сила, которая однажды поднимет к облакам лиственную крону… Стал ли Бог другим?

* * *

Из веток и пальмовых листьев рабы строят хижину для Риханы, прекрасной еврейки, выбранной Мухаммедом изо всех пленных для себя. Потому что тот, кто правит государством — так размышлял он, — не должен отказывать себе в пустячном желании. Подавить желание обладать женщиной означает потратить силу на дело, не приносящее пользы. Но если ты освободишь свои мысли от этого, и твоя душа будет больше прислушиваться к тому, что ей приказывает Бог…

О Хадиджа! И в этом Бог стал другим!

Бог приказывает подчинить мир!

Мухаммед из семьи Хашим, из племени Корейши, господин оазиса и города Ятриба, предводитель восьми тысяч боеспособных мужчин, отправил послов к восточноримскому императору Ираклию в Византию: «Ты христианин и еще не слышал о последнем откровении, которое провозглашаю я, печать пророков. Обратись сам и обрати свою страну к исламу, признай, что есть только один Бог и что я — твой пророк!»

Внутренне колеблясь, сознавая, что поступает неслыханно дерзко, пророк посылает этих гонцов к императору. Но как же иначе он должен следовать приказам Бога? Какой другой путь мог он выбрать, чтобы весь мир обратить к священным словам Корана? И он думает о возвещении ангела, являющемся его оправданием: «Коран — это призыв для всего мира, и действительно вы познаете после некоторого времени, что он возвещает».

Как же смеялись во дворах Византии! Вождь арабов, какой-то предводитель бандитов пустыни имеет наглость посылать гонцов к греческому императору! В кругу епископов, придворных и офицеров империи письмо читалось вслух даже при самом патриархе. Присутствовавшая здесь императрица Мартина попросила передать ей послание и вертела его в разные стороны тонкими белыми пальчиками. А император, бывший в хорошем настроении, потому что его военные отряды сообщили о победе на персидской границе, наколол на конец своего меча и протянул его самому строгому, усердному из епископов.

— Начните вы! — говорит он смеясь. — Обратитесь сначала вы, и потом будете проповедовать новое учение при нашем дворе!