Властители душ: Иисус из Назарета, Мухаммед пророк Аллаха

В кругу зрителей образуется узкий проход. Не говоря ни слова возражения, Хинд идет маленькими медленными шагами сквозь толпу людей. Она проходит вдоль освещенного факелами базарного переулка, мимо негритянок, которые предлагают для продажи корзины фенхеля и хны. На уличном перекрестке ей приходится немного подождать, пока караван тяжело нагруженных ослов свернет за угол. Потом она исчезает в темноте пальмовых садов. Абу Софиан следит за ней взглядом. Недолго думая, идет за ней.

* * *

Севернее Окадха, в начале долины Накхла, растут деревья, в которых живет богиня Озза.

Шум базара сюда не доносится, а большая дорога для караванов проходит в миле западнее небольшой возвышенности. Никто из проезжающих там верхом, даже на верблюде, чей горб выше верблюда епископа Бен Саида, не может заглянуть сюда с улицы.

Между тем уже спустилась ночь…

— Кто сказал тебе, Абу Софиан, что я убежала именно сюда от звуков саза и пьяных мужчин Окадха?

— Мои мысли, Хинд, следовали за тобой, как ласточки за течением реки. Они сказали мне: ищи там, где ночь темнее, а воздух тише. Ищи там, где тени гуще, а запах степных трав слаще всего…

— Ты видишь звезду, Абу Софиан?

— Это звезда богини Озза…

— Слышишь шум деревьев?

— Это ее голос…

— Абу Софиан! Они хотят свергнуть наших богов и возвести на их место одного чужого, непостижимого Бога…

— Как мог я в это поверить? Если бы тебя видел один Бог, который все может, он вырвал бы тебя из моих рук, чтобы не умереть от зависти…

— Ты сын света! Другие же бредут наощупь в темноте и пороке. С тех пор, как я смотрю в твои глаза, я познаю мир…

— Мои глаза уже немолоды, любимая… Но ты — дочь жизни. Как только я обнимаю тебя, удваивается моя сила…

— Тише, тише! Ты слышишь шум среди деревьев? Это богиня Озза, которая нас слышит! Ты наверное знаешь, что здесь когда-то приносили в жертву людей?

— Прильни своим ртом к моему, позволь мне почувствовать твои ресницы на моих щеках. Тот, кто любит, жертвует себя божеству и возрождается преображенным…

20 дней длится базар в Окадхе, 20 ночей продолжается праздник. Затем греческие и персидские купцы приказывают нагрузить своих верблюдов, эфиопы пе-резжают на побережье, чтобы добраться до своих кораблей и вернуться домой по Красному морю. А химяриты собираются во главе с вожаком и ночью отправляются в путь на юг по звездам.

* * *

В полдень постучал Омаяд в ворота дома Мухаммеда Хашимита. Он шел туда неохотно и долго сомневался, идти ли ему.

Несмотря на все, что Абу Софиан слышал на рынке Окадха, он не принимал всерьез фантазий Мухаммеда. Неужели мало было таких же сумасшедших, которым казалось, что они слышат голоса и которым нашептывал ангел или дьявол, каким образом надо приносить жертву и как следует молиться? Их слушали, над ними смеялись, но через несколько лет они потеряли своих приверженцев и были забыты. Ничто не говорило, что с Мухаммедом будет по-другому… Или все-таки говорило неспокойное время, стремящееся к новому? Труднее чем когда-либо оказалось сегодня сохранить хорошее, испытанное старое…

Раб открыл ворота, низко склонившись, проводил Омаяда в комнату для гостей. По пути Абу Софиан окинул быстрым взглядом открытый двор, граничащий с ангарами. Создавалось впечатление, что пришел большой караван усталых запыленных верблюдов и рабы сгружают кладь. «Хорошо, что так, — сказал про себя Абу Софиан, — по меньшей мере, одна часть жильцов дома, кажется, еще работает. Я уже думал, что всех застану за молитвой!»

Как ответ на эту мысль, услышал Омаяд в этот момент голос Мухаммеда из другого помещения:

«Куда же вы идете?
Смотрите, я — предостережение для всего мира,
Для каждого из вас, кто хочет идти прямой дорогой,
Даже если бы вы не захотели по ней идти,
Да будет так, ибо так хочет Аллах…»

И дальше вступает молодой звонкий голос мальчика: «Аллах велик!»

Абу Софиан приготовился ждать. Кто знает, как долго длятся молитвы к господу мира, если даже бог Гобал, которого никто не считает всесильным, требует торжественно семь раз обойти вокруг Каабы? Однако он был приятно удивлен, когда спустя короткое время появился хозяин дома, чтобы приветствовать своего гостя. Мужчины обнялись. «Да подарят тебе сыновей!» — приветствует один. «А твоим рукам силу!» — благодарит другой.

Потом они рассмеялись над этими пожеланиями, которые так часто слышали и говорили, но исполнить которые судьба отказала обоим. Хадиджа после четвертой дочери Фатимы не рожала детей уже 9 лет, и было мало надежды, что она еще родит. Абу Софиан, напротив, каждый год брал в свой дом новую жену, однако они были бесплодны или одаривали его только дочерьми. А Хинд, которая со времени празднеств в Окадхе делила с ним ложе, нежна как ребенок, она не выглядит матерью героя.

— Слушай, Мухаммед! — Омаяд берет чашу с финиковым соком из руки раба, подносит к губам и ставит. — Я пришел сказать тебе, что это должно закончиться!