Читаем Властители душ: Иисус из Назарета, Мухаммед пророк Аллаха полностью

Абу Софиан частый гость у персов. Они угощают его, одаривают маленькими флакончиками дорогого розового масла из Ширы и много рассказывают о силе непобедимого войска их царя Хосрова. Персы также не забывают сказать, что царский дворец в Ктесифоне намного великолепнее и красивее, чем старая Византия.

От греческих торговцев слышишь противоположное. Они тоже добиваются благосклонности арабских племен, но здесь излюбленный подарок гостю — чеканное оружие. Эти персы, что же думают, если они завоевали Южную Аравию, то весь мир принадлежит им? Купцы из Мекки не хотели бы создавать о себе неправильного мнения! Греческий император в Византии терпит персов до поры до времени. Однако если они получат больше свободы, тогда император протянет руку и сотрет с лица земли персидские войска, загонит их в море. Неужто господа из Мекки никогда не были в Византии, центре мира?

Абу Софиан слушает как персов, так и греков, и с одинаковым спокойствием засовывает предложенный ему греческий кинжал за пояс, в то время как уже запасся бутылочками с персидскими благовониями. С тех пор как он себя помнит, персы враждуют с греками, а Мекка выигрывает от этого, так как, пока закрыта греко-персидская граница, вся торговля с юга на север проходит через Мекку. Те немногие годы, когда два великих соседних народа жили в мире, были трудным временем для купеческих домов корейшитов. Об этом думает Абу Софиан, когда уверяет персов, что желает великому царю Хосрову счастья и побед — и в то же время заставляет греков поверить, что Мекка ничего не хочет больше, чем полной победы греческому войску. И никто не обманут, действительно он желает победы и удачи то одним, то другим. Иначе как бы тогда смогла война тянуться так долго?

На высокогорбом верблюде едет медленно по улице старый мужчина, его кожа такая темная, что даже нельзя понять, кто он, араб или химярит с юга. На груди лежит окладистая белая борода, коричневая хламида из верблюжьей шерсти почти не прикрывает скрещенных голых худых ног. Беспорядочная толпа эфиопов окружает, восторженно крича, его животное.

— Кто это? — спрашивает Абу Софиан, заинтригованный уважением к наезднику и оскорбленный громким шумом его сопровождения.

— Разве ты не знаешь? — иудеи из Чаибара объясняют ему. — Это Бен Сайда, христианский епископ Недшрана!

Старый наездник останавливает своего верблюда и говорит, нагнувшись вниз, несколько слов своим сопровождающим. Абу Софиан не слышит, что он говорит, но видит ликование в ответ на это.

Епископ выпрямляется в седле. «Именем трижды единого Бога! — кричит он. — Ихиенем Отца, Сына и Святого духа!»

— Эй! — кричит один араб, еле стоящий на ногах от выпитого финикового вина. — Отец, Сын и Святой дух! Это же три Бога, епископ! Три Бога, а не один!

Некоторые бедуины, стоявшие на краю улицы, подхватили сказанные слова: «Трем богам молятся христиане, вы только послушайте! Епископ сам это сказал!»

— Бог один! — рычит темнокожая толпа вокруг наездника верблюда. — Триединый Бог!

И вот уже столкнулись эфиопы с бедуинами, дерутся и катаются со своими противниками в уличной пыли.

Епископ смотрит на свою униженную свиту, но и это не мешает его спокойствию. «Если те люди не хотят услышать, — сказал он себе, — хватит других, чтобы занять места этих!»

Тут он был прав, так как когда дерущиеся отдалились, сразу же пришли другие слушатели из своих палаток и столпились вокруг верблюда.

Абу Софиан узнал слепого Барака, двоюродного брата Хадиджи, который пытался дотянуться до верблюда.

— Я крещеный христианин, епископ, — повторял Барака, — я христианин, епископ!

Но епископу нет до него дела.

— Христиане, — начинает он проповедь, — сын девы Марии…

Огромного роста бедуин из рода Кинана стоит здесь, опершись на свое копье, и смеется: «Христиане молятся бабе!» Он поворачивается и хватает хрупкую темнокожую рабыню, которая как раз появилась из открытых дверей палатки. «Молиться бабам! Я тебе сейчас покажу, епископ, для чего нужны бабы!»

Но епископ не удостоил его взглядом.

— Христианами называются многие! — продолжает он. — Однако как можно узнать истинного христианина? Вы можете узнать их по нашему святейшему завету: возлюби врага своего!

Уже стоит Абу Софиан прямо рядом с коричневым верблюдом, хватает рукой поводья. «Прекрати это! — говорит он. — Базарная улица Окадха не самое лучшее место для твоего учения о любви к ближнему! Иди в Сирию! Проповедуй там бабам и монахам!»

— Что знают монахи о любви? — кричит чей-то грубый голос сзади.

Абу Софиан поворачивается к крикнувшему, но не может отыскать его в толпе. Он думает о том, что узнал в Дамаске и Хамзе, и смеется: «Здесь кто-то путает христианских монахов с евнухами при византийском дворе!»

Издевательский смех. «Послушайте меня, послушайте меня, — кричит толстый египтянин, — я был в гостях в монастыре в Антиохии…» Он не может продолжать, так как в тот же момент из-за угла глиняной стены бодрой рысью выезжает некто верхом на осле. Христианин ли он тоже или из какой-нибудь другой секты? Едва заметил его епископ, и сразу же его лицо исказилось гневом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Исторические силуэты

Белые генералы
Белые генералы

 Каждый из них любил Родину и служил ей. И каждый понимал эту любовь и это служение по-своему. При жизни их имена были проклинаемы в Советской России, проводимая ими политика считалась «антинародной»... Белыми генералами вошли они в историю Деникин, Врангель, Краснов, Корнилов, Юденич.Теперь, когда гражданская война считается величайшей трагедией нашего народа, ведущие военные историки страны представили подборку очерков о наиболее известных белых генералах, талантливых военачальниках, способных администраторах, которые в начале XX века пытались повести любимую ими Россию другим путем, боролись с внешней агрессией и внутренней смутой, а когда потерпели поражение, сменили боевое оружие на перо и бумагу.Предлагаемое произведение поможет читателю объективно взглянуть на далекое прошлое нашей Родины, которое не ушло бесследно. Наоборот, многое из современной жизни напоминает нам о тех трагических и героических годах.Книга «Белые генералы» — уникальная и первая попытка объективно показать и осмыслить жизнь и деятельность выдающихся русских боевых офицеров: Деникина, Врангеля, Краснова, Корнилова, Юденича.Судьба большинства из них сложилась трагически, а помыслам не суждено было сбыться.Но авторы зовут нас не к суду истории и ее действующих лиц. Они предлагают нам понять чувства и мысли, поступки своих героев. Это необходимо всем нам, ведь история нередко повторяется.  Предисловие, главы «Краснов», «Деникин», «Врангель» — доктор исторических наук А. В. Венков. Главы «Корнилов», «Юденич» — военный историк и писатель, ведущий научный сотрудник Института военной истории Министерства обороны РФ, профессор Российской академии естественных наук, член правления Русского исторического общества, капитан 1 ранга запаса А. В. Шишов. Художник С. Царев Художественное оформление Г. Нечитайло Корректоры: Н. Пустовоитова, В. Югобашъян

Алексей Васильевич Шишов , Андрей Вадимович Венков

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука

Похожие книги

Чикатило. Явление зверя
Чикатило. Явление зверя

В середине 1980-х годов в Новочеркасске и его окрестностях происходит череда жутких убийств. Местная милиция бессильна. Они ищут опасного преступника, рецидивиста, но никто не хочет даже думать, что убийцей может быть самый обычный человек, их сосед. Удивительная способность к мимикрии делала Чикатило неотличимым от миллионов советских граждан. Он жил в обществе и удовлетворял свои изуверские сексуальные фантазии, уничтожая самое дорогое, что есть у этого общества, детей.Эта книга — история двойной жизни самого известного маньяка Советского Союза Андрея Чикатило и расследование его преступлений, которые легли в основу эксклюзивного сериала «Чикатило» в мультимедийном сервисе Okko.

Алексей Андреевич Гравицкий , Сергей Юрьевич Волков

Триллер / Биографии и Мемуары / Истории из жизни / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
100 рассказов о стыковке
100 рассказов о стыковке

Книга рассказывает о жизни и деятельности ее автора в космонавтике, о многих событиях, с которыми он, его товарищи и коллеги оказались связанными.В. С. Сыромятников — известный в мире конструктор механизмов и инженерных систем для космических аппаратов. Начал работать в КБ С. П. Королева, основоположника практической космонавтики, за полтора года до запуска первого спутника. Принимал активное участие во многих отечественных и международных проектах. Личный опыт и взаимодействие с главными героями описываемых событий, а также профессиональное знакомство с опубликованными и неопубликованными материалами дали ему возможность на документальной основе и в то же время нестандартно и эмоционально рассказать о развитии отечественной космонавтики и американской астронавтики с первых практических шагов до последнего времени.Часть 1 охватывает два первых десятилетия освоения космоса, от середины 50–х до 1975 года.Книга иллюстрирована фотографиями из коллекции автора и других частных коллекций.Для широких кругов читателей.

Владимир Сергеевич Сыромятников

Биографии и Мемуары