Властители душ: Иисус из Назарета, Мухаммед пророк Аллаха

Мухаммед стоит на маленьком песчаном холме эль Марва, с которого хорошо видны весь город и святилище. Если пройти еще сотню шагов, там возвышается холм Эс-Сафа. С него видна площадь собрания. Старый обычай предписывал полководцам и начальникам караванов, а так же тем, кто хотел представить на собрании новый закон, молясь, пройти от холма эль Марва до Эс-Сафа, прежде чем начинать дело.

Смысл этого обряда уже давно забыли, мрачно дремало воспоминание о двух жертвенных алтарях, посвященных сабейским звездным богам, которые когда-то стояли на вершинах обоих холмов. От солнца и ветра они разрушились. Песок скрыл их след. В год Слона перед рождением Мухаммеда, когда корейшиты должны были обороняться от атак эфиопцев, с холма Эс-Сафа созывали войско.

С холма Эс-Сафа зовут народ Мекки… «Надо ли его звать?» — думает Мухаммед. Смех родственников все еще звучит в его ушах, он их позвал, а они не захотели его выслушать. Все же, почему его это заботит? Бог приказал ему рассказать правду, от других Бог требует, чтобы они постарались познать ее. От Мухаммеда только требуется, чтобы он выполнил свое задание…

И вдруг все раздумья как рукой сняло, он больше не знает, о чем думал, он забыл прошлое, а будущее его не заботит. Для него существует только насущное, требовательное настоящее. Только то, что случится в этот миг, представляется ему ясно.

Мухаммед быстро спускается с холма, запыхавшись, взбирается на другой и останавливается на вершине Эс-Сафа. Кааба открылась его взору — знавшая, как святой белый камень упал из рая и из-за грехов человеческих стал черным как уголь…

Солнце поднялось над линией горизонта, горячая струя воздуха вонзилась в его глаза. Он перевел дух, сердце перестало стучать так часто, голос его слушался. Он поднял короткий кривой меч в правой руке, деревянный щит в левой, ударил по нему тонким клинком. Раздался глухой звук, похожий на звон колокола с деревянным языком, которым христиан зовут к молитве.

— О Бану Ади! — восклицает он хриплым голосом, — О Бану Фихр! Утро наступило!

Это древний сигнал к подъему корейшитов Мекки, сигнал, которым созываются все способные держать оружие на защиту города и караванов…

— О Бану Таим! О Бану Абдеддар! Утро близко!

Уже открываются некоторые ворота, заспанные лица выглядывают, смотрят на человека на холме.

— О сыны Омайи! О Бану Хашим! Утро близко!

Голос не хрипнет, наоборот, начинает звучать яснее, увереннее и еще громче.

— Утро приближается, о Бану Макзум, о Бану Азад!

На широкой улице, где проживает семья Омаядов, открывается дверь за дверью, вооруженные мужчины спешат на площадь Каабы, во главе с Абу Софианом. Это была гордость Омаядов, что на воинский клич они отзывались первыми. Следом за ними шел род Таим, Абу Бекр вел их.

Через площадь спешила пара молодых парней из рода Макзум, размахивая своими длинными копьями. Наверху, в круто поднимающемся вверх переулочке, в котором жили бедные семьи, толпились мужчины, плечом к плечу, даже были слышны их громкие вопросы и предположения. Резкий голос зовущего с холма еще не умолк. Имя за именем выкрикивал он, называя каждую семью. Потом перерыв. Ярко освещенный солнцем стоит Мухаммед, все еще держит меч и щит в поднятых руках.

— Утро наступает! — кричит он еще раз. — Слушайте все, вы, народ корейшитов! Слушайте и вы, люди других народов из предместий!

Волна неприятного изумления прокатывается по толпе, собравшейся у подножия холма. Неужели так велика неизвестная опасность, так неотложна, что знатные семьи корейшитов не смогут более стать для них полководцами? Нужно ли было звать на помощь ремесленников, эфиопов, христиан, чужаков, которые не имеют права голоса на собрании?

Как случилось, что только Мухаммеду Хашимиту удалось узнать об этой опасности? Возможно, его предупредил джинн о том, что для других осталось тайной? Неужели из Йемена идет персидское войско?

Абу Софиан пробрался вперед, сделал пару шагов к вершине холма. На нем надеты легкие сирийские латы поверх нижней рубашки. Халат он забыл в спешке. Так стоит он здесь, уперев голые коричневые руки в бока, подняв подбородок, устремив на глашатая взгляд отчасти радостный, отчасти недоверчивый. Как получилось, что он, Абу Софиан, которого все корейшиты негласно признают своим вождем, ничего не знал об угрожающей опасности?

«Мухаммед эль Хашим! — кричит он. — Мы услышали воинский клич и пришли. Где же враг?»

Мухаммед опустил руки. Его глаза блестели от волнения:

«Вы пришли, потому что я кинул клич и потому что вы готовы защититься от всякого врага! Вы поступили правильно. Я призываю вас против великого жесточайшего врага! Я призываю вас выступить против неверия и равнодушия!»

Молчание. Народ слишком удивлен, так что вряд ли ему удалось вообще понять эти слова, люди думают, что ослышались.

Абу Софиан поднял брови, сделал еще шаг вперед. Он хочет что-то сказать, однако подавляет себя.