Властители душ: Иисус из Назарета, Мухаммед пророк Аллаха

— Я призываю против заблуждения и идолопоклонства! Ибо то, чему вы поклоняетесь, мертвые камни и деревья, в которых нет ничего Божественного! Но есть Бог, всесильный Бог, и он хочет, чтобы вы стали его слугами, корейшиты Мекки! Откровение, пришедшее однажды к иудеям и христианам, теперь явилось вам. Слушайте меня и следуйте путем, который я вам укажу. Так как в Судный день, когда небо разверзнется, смешаются горькие и сладкие воды и откроются могилы… тогда каждая душа получит по заслугам за то, что она совершила хорошего и когда грешила…

Мухаммед замолчал. Напряжение в его душе слабеет, теперь он осознает самое себя и не произносит ни слова. Он смотрит на лица перед собой, удивленные, враждебные, презрительные, смеющиеся. И ближе чем другие, прямо перед ним — худое, загорелое, умное лицо Омаяда.

— Послушай! — тихим властным голосом произносит Абу Софиан. — Итак, мы все спешно пришли сюда в такой ранний час с оружием и доспехами лишь для того, чтобы услышать, что ты думаешь о наших богах». Он презрительно смерил его взглядом: «Ты очень смел в своей глупости, Мухаммед эль Хашим!!!»

Омаяд поворачивается к толпе. «Нас одурачили, — сказал он. — Идите домой!»

Вокруг ворчание, смех, объяснения, передаваемые тем, кто стоял далеко сзади и ничего не слышал. Гневные вопли Ибн Могиры, которого от самого крепкого сна пробудил воинский клич. Первыми ушли Хашимиты, семья Мухаммеда, — они опасались насмешек других. Бану Азад и дом Абдеддара сошлись на том, чтобы пойти в пустыню и побороться, так как все равно они были в полном вооружении.

На Мухаммеда никто не обращал внимания.

Маленький, худощавый Абу Бекр окинул взглядом площадь, с которой медленно расходилась толпа и помахал своей семье, чтобы они следовали за другими. А сам подошел к Абу Софиану, стоявшему у подножия холма и, скрестя руки, смотревшему задумчиво перед собой.

— Ты считаешь слова Мухаммеда сумасшествием, Абу Софиан, — говорит он. — Но все же ты должен признать, что они не лишены здравого смысла, если их правильно понимать. А я по меньшей мере размышляю над каждым новым делом, если оно может принести что-то хорошее…

— А я, — возражает Абу Софиан, — придерживаюсь старого, о котором уже знаю, что хорошего оно может дать!

Всегда радостный Таим пожимает плечами и смеется. «Колеблясь между старым и новым, шагает мир своим целям навстречу», — цитирует он поэта Мусафира.

Абу Софиан приветственно кладет руку сначала на лоб, потом на грудь и отворачивается. Ему нравится Таим, как и всем остальным, но в это утро Омаяд совсем не настроен на веселые разговоры. Оглядываясь вокруг, он видит, что почти все главы семейств еще на площади, там и тут стоят они, разбившись на группы и бурно обсуждают событие этого утра.

Абу Софиан медленно, с почтением, подошел к Каабе. Нагнувшись, положил он руки на цоколь святилища, затем поднялся и прикоснулся губами к священному черному камню. Потом снял с себя латы и начал торжественно совершать Тхаваор — семиразовый святой обход Каабы. Главы знатных корейшитов смотрели и удивлялись, потому что до сих пор Абу Софиан не принимал участия в таких религиозных ритуалах. Все же они поняли: Абу Софиан Омаяд поклонялся старым богам и отказал в вере чужому всесильному Богу Мухаммеда.

* * *

В первый день месяца Дулькада, когда приближается время паломничества и среди арабских племен царит мир, открывается базар Окадх. Он проводится на большом караванном пути от Йемена через Таиф в Окадх и далее на север ведет в Мекку. Это самый известный из всех арабских базаров, так как здесь проигрывают и тратят свои состояния богатые торговцы из Мекки. На протяжении десяти миль ставит палатку каждый, кто хочет совершить сделку или развлечься. Праздник длится 20 дней.

На южном конце базара собрались эфиопы и химяриты. Здесь лежат горы сладких дынь для женщин и детей, торговцы из Таифа загрузили все повозки свежим виноградом и разъезжают туда-сюда по пыльной улице, непрерывно расхваливая свои товары. Мужчины сидят в войлочных палатках и возбужденно смотрят на белых стройных танцовщиц, приехавших с севера. Тот, кто выигрывает в кости, может купить себе такую рабыню.

Вы слышали об Иода’ане. Он проиграл все свое состояние, жену и детей и даже себя, теперь он принадлежит эфиопу, и говорят, что когда закончится базар, должен будет следовать за ним в качестве раба в Аксум…

В стороне от улицы в тени маленькой пальмовой рощи свои палатки разбили персидские и греческие купцы. Они не смешиваются с народом, выжидают, когда пройдет первое радостное опьянение праздником, и думают, что позже смогут завершить свои дела дешевле. Возможно также, что дела — это только прикрытие и они сюда посланы, чтобы послушать, какие настроения царят среди арабских племен. Где еще они могли это узнать, как не на базаре Окадх?