Властители душ: Иисус из Назарета, Мухаммед пророк Аллаха

— Сын мой Мухаммед! — говорит старый Талиб. — Ты знаешь, что мне не по душе твое сумасшествие, но все же мне больше нравится смелый глупец, чем трусливый мудрец. Однако если тебя они убьют здесь, в Мекке, это не послужит твоей так называемой истине, а я, старый человек, должен буду вести кровную месть. Этого мне не нужно. У меня есть в горах старая хижина. Я мог бы назвать ее и глиняным домиком, но крыша там за это время очень сильно прохудилась. Ты и твои ученики, можете починить ее и жить там. Я не хочу сказать, что это будет приятным пребыванием, но там вы будете в большей безопасности, чем здесь и ты сможешь оставаться с людьми, которых хочешь наставить на истинный путь. Ты слышал мой совет, но поступай как хочешь.

Мухаммед поочереди смотрит на лица своих друзей. Слезы Рокайи высохли, с новой надеждой ищет она глаза Отмана.

Взгляд Мухаммеда останавливается на Хадидже.

— Посоветуй, — сказал он тихо. — Посоветуй мне! Ехать ли нам?

Хадиджа отвечает не сразу. Она смотрит во двор, и ее мысли возвращаются ко всему, что она пережила здесь за долгие годы. Она видит, как под ее руководством процветает и богатеет дом, она вспоминает о свадьбе с Мухаммедом, рождении дочерей. Все это уже в прошлом. Ей на ум приходит пословица, сказанная однажды деловым партнером отца из Греции — она уже не помнила, какой был для этого повод: «Ты не должна оплакивать старое несчастье новыми слезами…» Несчастье? Что могла она назвать несчастьем? На своих плечах несет она груз любви, это не несчастье.

— Да, — говорит она весело. — Если ты этого хочешь, Мухаммед, тогда мы покинем Мекку.

Мухаммед (570–632), арабский Пророк и основатель ислама (Неизвестный художник, около 1800 г.)

А когда им говорят:

«Не распространяйте нечестия на земле!» —

Они говорят:

«Мы — только творящие благое!»

Коран, Сура 2, 10

В доме собрания, вблизи Каабы, ждала знать корейшитов известия от послов, отправившихся неделю назад к императору Эфиопии.

Круг стал меньше, отсутствовали все переехавшие с Мухаммедом в дом Талиба в горах, не хватало и тех, кто убежал с Отманом через Красное море в Эфиопию.

Абу Софиан и Ибн Могира, старейшина Макзумитов, считали, что этот побег в чужой город был высшим предательством. Поэтому, чтобы сохранить честь Мекки, они отправили послов к негусу и требовать выдачи беглецов. Каким бы ни был ответ эфиопского императора, Абу Софиан задумал извлечь из него выгоду.

Когда ему сообщили, что послы приближаются к городу, он бросился к своей лошади и выехал им навстречу один, чтобы первым услышать новости. Тому, на кого обращены глаза всего общества, не пристало на открытом собрании выражать удивление от известия. Это могло вполне произойти в том случае, когда нет подходящего слова, когда упущен миг, требующий принять трезвое решение.

Так, Омаяд смотрел на приближающихся спокойно и был хорошо подготовлен к встрече. Когда дом собраний наполнялся, у него было достаточно времени, чтобы по лицам прибывших прочитать и понять, что означали их выражения. Тут Ибн Могира был на его стороне, он с нетерпением ожидал выдачи беглецов, и воспринял бы как бесчестие, если бы негус отказал им.

Здесь присутствовали Бану Абдеддар, они видели, что их любимец, юный Абдаллах, уехал с Отманом. Они были бы счастливы узнать, что он в безопасности. На семью Абдеддар нельзя больше положиться, они уже склоняются на сторону Мухаммеда. Так и Бану Фихр; им тоже нельзя доверять…

Вот тощая шея Лахаба, единственного из семьи Хашимитов, который прямо отказался от Мухаммеда, единственный, презирающий кровные узы, который не сбежал в Эфиопию и не переселился со всеми остальными в горы. Лахаб самоуверенно входит в дом собраний, он осматривается вокруг, все ли обратили на него внимание, все ли его поприветствовали, и требовательно смотрит на Омаяда, будто хочет сказать: «Посмотри на меня, Хашимита! Мекка значит для меня больше, чем моя семья!»

Абу Софиан обращается к своему соседу с незначительным вопросом, чтобы не встречаться глазами с Лахабом. Он сам точно не знает, почему для него было бы лучше, если бы Лахаб уехал с остальными. Род — основа государства, может ли быть тот, кто предает свой род, верным слугой своего государства? С другой стороны, если все тот же род навлекает опасность на государство, как можно назвать предателем того, кто не хочет иметь с ним ничего общего?

Прежде чем мыслям Абу Софиану удалось разрешить это противоречие, приветствуемые громкими возгласами вошли послы, и сейчас Омаяд должен собрать все свои силы воедино, чтобы вести собрание в том русле, как ему это угодно.

Решительным надменным движением он вскидывает подбородок и прячет руки в складках своей широкой риды. «Вы вернулись, — говорит он. — Собрание глав семейств приветствует вас».

Старейший из послов делает несколько шагов вперед так, что становится рядом с ним.