— Ты глупец! — бормочет умирающий. — Ты глупец!
Тощий Лахаб стоит по другую сторону лагеря: «Придерживайся старых богов' — кричит он. — Не отрекайся при смерти от того, во что ты верил при жизни!»
— Ты не отказал нам, верующим, в защите, — воскликнул Мухаммед, — я беспрестанно буду молить Бога о том, чтобы ты не горел в аду неверующих! Поверь же мне, поверь! Неужто ты не слышишь голоса Божьего в моих словах?
— Заставьте фанатика замолчать! — хрипит Лахаб.
— Он не дает в мире умереть нашему защитнику!
— Сейчас не время покоя! — настаивает Мухаммед растерянно. — Вечный покой и счастье на том свете! Что выбираешь ты? О Талиб, я прошу тебя, прошу, потому что ты мне нравишься: скажи, что ты мне веришь!
— Скажи, что ты верен старым богам!
— Отрекись! Ты знаешь, что они просто мертвые камни!
— Слушайте! — говорит умирающий. — Слушайте меня! Я когда-нибудь врал?
— Никогда, Талиб, никогда!
— Был ли я трусом?
— Кого можно считать храбрее, чем ты, Талиб?
— Я кого-нибудь обманул? Я когда-либо убил, если только не в открытом поединке или из кровной мести?
— Нет, Талиб!
— Тогда, если вы подтверждаете мне это, нет нужды в том, чтобы я верил в богов. Ни в старых богов Каабы, ни в нового всемогущего Бога Мухаммеда…
— Подумай, Талиб…
— Нет, — говорит старик, и его голос стал удивительно сильным. — Нет! Потому что или же всех этих богов не существует и тогда наш спор бессмыслен. Или же они есть: разные боги или один Бог. Тогда они обрадуются, заполучив такого слугу, как я, и им будет безразлично, верил я здесь, на этом свете в них или нет! Это говорю вам я, и вы можете доверять моим словам, потому что я старше и больше пережил, чем вы. А поэтому знаю: если есть боги на свете, то они очень далеки от людей… очень далеки..
— Мой Бог близок, Талиб, — умоляет Мухаммед, — и ничего не произойдет, ты не можешь даже сделать глотка воздуха, если нет на то его воли!
На тубах умирающего появляется призрачная улыбка:
— Придет час, когда и ты станешь сомневаться в этом, — говорит он. — Однако это меня не волнует. Меня заботит то, что я не хочу умирать. Спорьте, с кем хотите, но не спорьте со мной. Я веду борьбу со смертью, а молча бороться лучше.
Тут все замолчали и стали тихо молиться: одни единому Богу, другие множеству богов, но все молились за жизнь Талиба.
Лишь рано утром завершилась борьба Талиба. Победил противник.
Это был печальный год, и начался он со смерти Талиба. В Таифе солнцем пожгло виноградные лозы. На летний караван напали разбойники в Тигаме, и из пятидесяти мужчин, сопровождавших его, только шестеро вернулись в Мекку. Песчаная буря обрушилась на Малика, высшего шейха бедуинов в Недже, и возможность союза с ним отпала. Габил, прекрасная серебристая лошадь корейшитов, сломала ногу и ее нужно было добить. Священный колодец давал воду горькую как желчь и такую вредную, что многие паломники заболели от этого.
В это время угасла жизнь Хадиджи, как тухнет светильник, в котором нет масла. Меньше и слабее становилось пламя день ото дня, кажется, что вряд ли оно будет еще гореть. И даже если не догорело последней искры, пугается глаз твой темноты…
«О сатана, сатана!»
Просторная долина Мины вряд ли вместит всю толпу паломников. Некоторые из молившихся святилищам в Мекке пришли из Ятриба и Гейма, другие прибыли из Джидды по морю. Все они устремились сюда к уже видимой цели паломничества, высшему моменту трех священных месяцев — к забиванию камнями сатаны.
Гора Арафат упирается своей красноватой вершиной прямо в ясное синее небо, солнце ярко светит на каменные возвышения вокруг долины так, что они блестят как серая сталь.
Немногочисленные места, прикрытые теньком выдающихся вперед камней скал и серых порослей дрока на склонах, уже с раннего утра заняты предусмотрительными и умными. Остальные толпятся на солнце.
Вокруг на склонах долины разбиты легкие палатки, большинство паломников прямо отсюда возвращается на родину, и поэтому взяли с собой всю свою кладь. Пройдет еще несколько дней, и перемирие закончится, лучше, чтобы начало войны застало тебя на родине.
Там, где долина и блестящие как сталь уступы переходят в красные, разрушенные ветром обрывы гор, стоит единственная черная каменная глыба, узкая и высокая, как колонна.
«О сатана! О сатана!»
Прошел ли он однажды во время своего путешествия весь мир и один могучий Бог превратил его в камень, прежде чем он смог войти в Мекку и богатый Йемен? Желал ли он обнять богиню Оззу и боролся бы с ним Гобал и победил его? Возможно, также правда и то, что рассказывают некоторые: внутри черного камня горит жаркое пламя. Если грехи людские переполнят чашу, расколется черная колонна, и сатанинское пламя разгорится по всему миру. Однако до тех пор, пока благочестивые паломники приносят свои жертвы в долине Мины, каменная колонна держит зло взаперти.