Властители душ: Иисус из Назарета, Мухаммед пророк Аллаха

Если допустить существование единственного всемогущего Бога, что заставило этого Бога сделать пророком человека, который, казалось бы, ничего для этого не совершил? Человека, который отличается от всех пророков, бывших до него? И что мешало ему призвать господствовать того, кто был рожден для этого?

* * *

Один из колышков, державших черную войлочную палатку, ослаб, и сквозь образовавшуюся щель свистя дует ветер.

Абу Софиан встает и выходит из палатки, чтобы исправить ошибку. Неусыпные заботы советуют ему еще раз пройтись по лагерю.

Без происшествий и препятствий дошел караван из Дамаска почти до колодца близ Бедр, на этот раз Абу Софиан не приказал идти другим путем, лишь его бдительность удвоилась. Одного врага не проведешь два раза на одном и том же. Если мусульмане все еще сидят в засаде, тогда они теперь достаточно умудрены опытом, чтобы выслать своих лазутчиков во все направления так, чтобы караван не мог пройти мимо них незамеченным. Может быть, они также отказались от своих разбойных планов и вернулись домой.

Однако это казалось невероятным. Возвращающийся караван является для людей Ятриба более ценным, чем раньше; вместо приправ и тюков шелка тысяча верблюдов несет теперь более ценные грузы сирийской пшеницы и дамасского оружия.

Лагерь спит. Жуя жвачку лежат верблюды, спрятанные за холмами. Их гладит ветер, треплющий кроны пальм и срывающий с них скудные листья. Абу Софиан прислоняется к одному из стройных стволов, чувствуя вибрирование и колыхание пальмы своей спиной, и радуется, сам не зная чему. «Как натянутая струна ствол пальмы, — думает он. — Ветер ударяет по ней, мы, люди, чувствуем только ее содрогание, уши духов слышат ее звучание».

У колодца, в защищенной от ветра низине, работают трое мужчин при свете факела, чтобы снова привести в движение водное колесо: оно сломалось, когда напоили последнего верблюда и уже собирались наполнить бурдюки.

Еще раз обвел Абу Софиан взглядом ряды палаток, животных, груду товаров. Все в порядке.

Когда же отодвинул покрывало, закрывающее вход собственной палатки, то увидел, что горит свет. Его супруга Хинд сидит на коленях на ковре, одной рукой она прикрывает масляную лампу, стоящую на полу и начавшую мерцать, другую протягивает ворожее, гадалке, сидящей перед ней, которую он раньше прогнал, недоверчиво и нетерпеливо, когда она пришла в лагерь.

Сначала Абу Софиан хотел побранить Хинд за то, что она все-таки позвала старуху к себе. Но когда он увидел свою супругу, сидящую перед ним на коленях, стройную и хрупкую, розовые щеки в свете лампы, его злость исчезла, и ему вспомнились стихи, услышанные в Дамаске. Первые строки сохранил он в памяти, чтобы украсить ими час, который будет достоин этого:

Твое лицо, освещенное светом, любимая,
так же светло, как и зажженная лампа монаха,
освещающая его вечернюю молитву…

— Эй, Омаяд! — говорит Хинд торжественно. — Мне предсказан сын!

Старая гадалка кивает, не обращая внимания на хозяина палатки. Черно-белые ракушки из Йемена, вплетенные в ее волосы, бряцают всякий раз, когда она поворачивает голову.

— В Дамаске ты получила сына, и над Дамаском будет этот сын однажды господствовать!

— Ай! — говорит Абу Софиан смеясь, — ты обещаешь нам не просто сына, а падишаха!

— Будет господствовать, — повторяет старуха, крепко держа тонкую руку Хинд в своих темных потрескавшихся ладонях. — Он будет господствовать в новой вере!

— Может быть он обратится к вере Мухаммеда? — издевается Абу Софиан.

Старуха пожимает плечами: «Боги всезнающи, а я нет. Я не говорю больше того, что вижу». Она наклоняется вперед и скребет ногтями голые мозолистые пятки, выглядывающие из лохмотьев. «Я могу идти?» — спрашивает она.

— Иди! — говори Омаяд и бросает ей монету. — Иди! Или, может быть, ты и мне скажешь, где нас ждет войско мусульман?

Гадалка рассматривает монету, пробует ее на зуб. Закончив проверку, она ухмыляется и ищет что-то в своей сумке.

— Посмотрим, Абу Софиан, — отвечает она ухмыляясь. — Дайте циновку.

Омаяд становится нетерпеливым. Но Хинд, благоприятно настроенная тем, что самому ее большому желанию пророчили сбыться, вытаскивает маленькую соломенную циновку и расстилает ее на ковре перед старухой. Колдунья что-то держит в сложенных вместе ладонях, трясет это и раскрывает ладони над циновкой.

Шесть маленьких круглых фиников падают на пол.

— Я нашла их вчера утром у колодца Бедр, — говорит старуха. — Смотри, Омаяд, сможешь ли ты истолковать знаки?

Невольно Абу Софиан нагибается. Это шесть маленьких круглых зрелых фиников того мало ценного, ширококостного сорта, который растет в Ятрибе… Растет в Ятрибе!

У колодца Бедр!.. Два золотых динара тебе, если не солгала!

У кого самый быстрый верблюд? Кто поедет послом в Мекку? Кто ударит мечом по воротам Каабы и призовет племя корейшитов на защиту зимнего каравана? Враг на нашем пути!