Боярич, уже настоящий, с подтверждающей грамотой и подтверждённым воеводством, был с Вячко в Киеве. Хозяйка почему-то… особо поисками не увлекалась. Но и придавить девку не давала. Чтобы её мать сильно не рыпалась.
Лесорубам все эти боярские тонкости были малоинтересны. Ухайдокали бы они девчушку быстренько. Но Юльку спас её горб — на спинку её не положить: орёт благим матом от боли. А в других позициях нагрузка на молодой организм меньше. Благо и артель небольшая, человек 10–12.
Этакий вариант артельно-лесорубной «дамы общего пользования».
Девочка сперва плакала, домой просилась, к маме. Потом обжилась: штопка, уборка, готовка. Такая пошла благостная «Белоснежка и семь гномов». Юлька вспоминала об этом с восторгом:
— Они ж такие глупые…! Я ему и говорю… а он и поверил… А я к его приходу как раз рубашечку тоненькую надела, соски подкрутила — чтоб стояли. Он как глянул — всё, вижу — никуда не денется… А там ещё одни был… Слышу — идет. Я — под полати, один задок кверху торчит. Вроде — полы мету. Он входит, а я будто и не слышу. Тут он как засопит, как в меня… прям в тулупе, в рукавицах. Ну, думаю, попался миленький!
Конечно, простодушные лесорубы против девицы с таким опытом гаремных интриг… Да ещё с основами медицинского образования… На лесосеке, где им от неё и деться некуда…
Я вообще не понимаю, почему она их всех не поубивала. Могла спокойно и стравить, и потравить. Но мужички уцелели. Наверное потому, что Юлька просто не успела — её нашли. Мать дочку отыскала и попыталась провести «разбор полётов». С очевидными, на её взгляд, организационными выводами.
И тут в этом боярском доме-домишке началось… Глава дома, дед, который «гитлерюгенд» формировал, к тому времени уже объявил своим наследником внучка, «гаупмана» — Мишку. В обход обычного права и традиций.
Род — молчит, а вокруг — народ шипит: «Не по старине, не по обычаю». А тут у наследничка у самого маячит не наследник, а ублюдок.
Остальные детки — девки, которым кроме «замужа» — ничего не светит. И куча детишек от холопок. И нынешнюю жену внучкову — ну никак не выгонишь, новой какой — не заменишь.
Во-первых, жена-то — официально вторая.
«Слышь мужик, а не переборчив ли ты? Или проклятие на роду твоём?».
Последнее — вообще… Все разбегутся как от зачумлённых. Только слух пусти.
Во-вторых, за невесткой кое-какая родня непростая. Обидятся.
«Рожает? — Рожает. А что девок… Так в народе говорят: чем плюнул, тем и стрельнула».
Грех… Его доказать надо. А тот холоп-осеменитель уже давно удавлен и под лёд спущен.
У старшей Юлии тогда вообще крышу снесло:
— Ребёнка снасиловали, уродкой сделали!
— Почему сделали? Она и раньше уродицей была.
— Ах так! Да я это семя рабское у сучки Мишкиной из утробы вышибу!
— А ты кто такая?! Внучекова на уду насадка? Вон пошла!
Ну, мать с дочкой и пошли. В Киев к бояричу Михаилу. Жаловаться. Да сгоряча не рассчитали: одно дело со своего господина обозом идти, а вот к чужому пристать — совсем иное.
На возчиков-дальнобойщиков я и сам по дороге в Киев насмотрелся. Тем более, что дочке после лесного сидения интересно было свои таланты на новых мужиках попробовать.
Она и спровоцировала — дитё ещё, мозгов-то нет. А когда мать кинулась дитятко защищать в какой-то конюшне… «Тихий Дон» помните? Как там донские казаки полячку одну… Здесь — похоже, с конским потником на голове…
Князь Вячко был в тот раз князем киевским около месяца. Потом побежал верхами назад в Туров. И по дороге наскочил на этот обоз.
— А что это там в хлеву за возня? Не лихие ли люди чего замыслили?
— Проверили уже, светлый князь. Никаких лихих людей. Это воеводы нашего Михаила служанка с дочкой, возчиков ублажают.
— Михайло, вечно у тебя какие-то новые придумки. Ты скажи холопкам своим, которых на большую дорогу поставил, чтоб они моим людям хоть скидку какую делали. Ах, не холопки? Любовь единственная, несказанная? Дочь первая, любимая? А чего ж тогда они…?
Лекарка с дочкой и обозом поехала в одну сторону. С разбитым носом и следами плети боярича по всему телу.
А не надо к милому, желанному в одной рубашке выскакивать. Понятно что из-под возчика-то — жарко, но тулуп-то накинь. А то полный двор народу, свита княжеская, а ближнему к князю боярину какая-то лярва придорожная на шею кидается. Сама вся засосах, а кричит будто это её долгожданный, единственный.
Вячко и интересуется:
— Ты как, Миша, с возчиками этими в очередь к ней будешь, или вперёд попросишься? А то мне-то дальше ехать надо. Ждать тебя, или без твоих, без рода твоего идти? Из Турова-то — нынешнего там князя гнать надо. Ты как?
А это уже дело государственное. И вопросец такой, невысказанный, прослушивается: нет ли у боярича желания к другому князю переметнуться? Всем родом? Поскольку сопли курвы придорожной для промедления в делах государственных — не обоснование.
Так что, князь со свитой и бояричем поехали в другую сторону. В Туров. Что само по себе было для Руси катастрофой.
На Руси действует «лествица». Это не часть здания — это порядок наследования. От брата к брату.