Вляп

Удивительно: даже об Александре Македонском до нас дошли куски текстов его противников-спартанцев. Весьма нелицеприятные. А вот история Грузии той эпохи — сплошной монодел.

А у нас тут, на Руси, всё шло своим ходом. После Изи через пару лет преставился Вячко. Так и не вернувшись в свой любимый Туров. Кстати, именно Вячко первым указал на Ростика — Ростислава Мстиславича Смоленского, как на единственного, кто сможет хоть как-то расхлебать эту киевскую кровавую кашу. Долгорукий не поверил. Через два года его тоже похоронили. В Киеве.

* * *

Юлия и Юлька после той достопамятной встречи с отцом и мужем добрались-таки до Киева. Сперва бедствовали, подрабатывали «древнейшей профессией». Юлька при своей нестандартной внешности пользовалась популярностью. А что? — «Не мышонка, не лягушка, а неведома зверюшка».

Юлия, не стерпев процесса, связалась со Степанидой. Хороший лекарь, акушер-гинеколог, женского полу, с богатой практикой, в боярско-гаремном Киеве… Степанида Юлию и подняла. Ввела в богатые дома. И использовала для получения информации и исполнения кое-каких особых поручений.

Но Юлия-старшая была, видимо, женщина с железным характером, «баба с яйцами». Самой Степаниде свет Слудовне возражать осмелилась. Тут в Киев снова заскочил боярич.

«Первая любовь не ржавеет». «Я тебя заберу. Мы будем вместе»…

Степанида, видать, чего-то унюхала. И Юльку — в подземелье. К Саввушкиному ещё отцу… А через пару дней…

— Тут она платок со стола — дёрг. А на столе тарелка, а в ней — мама моя. Голова отрубленная.

Концов боярич не нашёл и вернулся в Туров.

Юлька клялась в своей преданности, но Степанида прежней веры не имела и отправила горбунью в дальнюю вотчину. Под надзор местного тиуна. Откуда периодически выдёргивала в Киев для лечебно-медицинского обеспечения некоторых своих операций.

В последние годы про Юльку вроде забыли. И теперь она рыла землю копытцами, чтобы выбраться из своей избёнки с земляным полом и стадами гуляющих тараканов в боярский дом. А тут я — как отмычка для доступа к кормушке и вообще — к полноценной жизни.

Глава 15

Было уже поздно, дамы раскраснелись от обсуждаемых страстей, притащили свечи, кое-какую выпивку, спустили платки на плечи. Фатима перестала смотреть как… заряженная двустволка. Подружки. Дружно хихикали и замирали с открытыми ртами в нужных по рассказу местах.

Мне тоже влили немного. То, что здесь, и то, что мне подсовывала Юлька у себя — две большие разницы.

«Эта дрянь, что там бражкой зовётся.
Что холопы там квасят порой…»

А здесь хорошо. И выпивка, и чисто. Дом тёплый. Люди милые, смеются. И вообще…

Дремота перешла в сон. Несколько последующих дней я находился в одном из этих двух состояний. Реакция организма на… на всё.

С одной стороны, как я понимаю, нормальный человек всего этого, что случилось со мной за последние месяцы от момента «Вляпа» — пережить не может. Нормальные мозги человека 21 века должны свихнуться.

Конечно, какие-то защитные реакции срабатывают. Вроде моего непрерывного ёрничества и само-подкалывания.

Ещё у нас есть опыт виртуала. Игры, кино, телевизор, художественная литература, наконец. Можно попытаться убедить себя, что всё это компьютерный симулятор. Понарошку. Но кнопки «Game over» нет. Зато есть поток вполне реальной боли.

Совсем не кино.

С другой стороны, выживание подростка 12 века при таких ощущениях… Не знаю, где у предков был болевой порог, но всё равно, мне кажется даже для туземца святорусского — перебор.

Похоже, что сам перенос психоматрицы, или последующая интеграция психики и тела — дали новый результат.

Отличный от обоих исходных сущностей. То есть, я теперь какой-то мутант, нелюдь.

И для века нынешнего, и для века собственного. Возвращение в самого себя прежнего — уже невозможно.

«Нельзя дважды войти в одну и ту же реку».

Нельзя. Поэтому — чужой. Везде. Всегда. Без явных признаков типа вставных челюстей и длинного яйцеклада. Но внутри — чужой чуженин.

Лёгкая грусть от всех этих мыслей всё-таки не переходила в панику. В неудержимые попытки куда-то бежать, что-то кричать, доказывать, суетиться…

Просто — нет сил. Выжат — досуха.

Я дремал и слушал, Юлька щебетала, Фатима изредка вставляла свои «пять копеек».

Подобно тому, как Юлькин трёп стал для меня основанием для понимания здешнего наречия, так и нынешний диалог моих прислужниц дал мне основание для понимания здешней политической ситуации. И обще-государственной и хозяйско-семейной.

«Послушай женщину и…» намотай на ус.

Да, у меня были две служанки. Это, по местным меркам — роскошь. Обоснованная. Поскольку я, вероятно, стану любимым, а может, и единственным наложником родовитого святорусского боярина.

Юлька все уши прожужжала о том как мне повезло. Как много вокруг всяких детских попок, которые только и мечтают принять в себя хозяйский член.

«Да вон только по Подолу толпы бегают».

С их хитрыми родителями, просто мечтающих удостоится чести насадить задницу любимого отпрыска на благородный боярский уд. И рядом постоять.