Вляпались. Весёлые истории строителей коммунизма

И хотя первый секретарь один, а членов бюро 7–8 человек, но каждый был сам по себе, каждый мог выразить только своё мнение, с которым могло быть несогласно большинство. Но это грозило неприятностями в карьере. В партию все и всегда вступали только ради карьеры, благ, преференций. Беспартийный человек никогда в СССР не мог бы занять пост повыше, реализовать свои добрые идеи, претворить в жизнь хорошее дело, поэтому он вынужден был вступить в единственную партию страны. Исключение составляли, пожалуй, красноармейцы на полях войны, вступавшие по велению души, когда нужно идти в бой, возможно, последний в жизни. Воодушевлённые идеей победы над врагом, там не задумывались о карьере, потому как пуля не выбирает жертву. На войне все равны. И атеистов там не было. В атаку шли с Богом в душе.

В мирной жизни всё не так. Потому что не грозит пуля, и у каждого есть желание более полно реализовать себя. Наконец, просто жить лучше. Но в СССР без членства в КПСС это было невозможно. Вот и вступали, чтобы сделать карьеру. Пусть не в росте профессиональном, хотя бы материальном или творческом. Хотя люди, оболваненные партийными идеями, порой и не думали об этом. Всё вытекало из условий сложившихся обстоятельств. Зачастую на вопрос: «Почему вступаешь в партию?», – новички искренне отвечали: «Хочу быть в первых рядах строителей коммунизма». Уже и не мыслили, что коммунизм построить невозможно, а кому приходила в голову эта мысль – тот не писал заявление о приёме в КПСС.

В торце стола этого карательного отряда с кипой бумаг и с паршивой раболепной улыбочкой стоял инструктор Петя Беленко. С мелкой тщеславностью он стремился до конца использовать свою победу в этом простецком деле, которое ему доверили. Слухи ходили, что скоро завобщим отделом райкома на повышение в область уходит, и на его место утвердят Беленко. Колхозная троица у входной двери стояла, как было заведено в этом кабинете.

– Ну что, товарищи, лет пять партию обманывали? Не сеяли кукурузу, а только отчитывались? – гремел первый коммунист района Иван Иванович Тимошенко.

Колхозный агроном пытался объяснить, что на остров тот не проехать никак никакому трактору; председатель Игнат Данилович втолковывал, что там искони люцерна растёт, да и островок этот в севооборот не включён; бригадир Зырянов о пользе люцерны начал рассказывать. Перебил его грозный секретарь, годами почти ровесник с Иваном, но уже политически выдрессированный партией:

– Ты шо, бригадир, нас тут за дураков считаешь? Партия не знает, где что сеять треба? Диспепсией нас пугать вздумал? Куда от неё деваться – знают зоотехники и ветврачи. Вы партию пять лет околпачивали, а партия этого не прощает… Она за обман строго наказывает. Додумались! В передовики, вишь ли, выбились. Вам партия приказала кукурузу сеять, а вы против указаний пошли, своевольничали вон сколь лет! А мы уж тут с членами бюро подумывали к медалям вас представить. Теперь вот инструктору Беленко спасибо надо сказать, раскрыл аферу вашу… А если в области об этом обмане узнают? Или до Хрушёва дело дойдёт? До ЦК партии?

Словом, всё в таком же духе. Напрасно Игнат Данилович фронтовыми наградами звенел чуть пуще обычного, на дождь за окном ссылался, поясняя, что в низину острова трактор ну никак не загнать – любой утонет. Дай моста туда нет – не попасть с техникой.

– Построить! Вот вынесем решение и стройте мост! – кричал первый.

А отец Пети Беленко, председатель райисполкома Михаил Васильевич, не обсуждая, наказание назначил:

– Гнать из партии таких надо!

Агроном колхозный улыбнулся (он-то беспартийный). Предколхоза голос повысил враз:

– Мне в окопах партбилет вручал сам маршал Рокоссовский, вот ему и сдам, если потребуется партбилет.

Бригадиру Зырянову крыть нечем, и спрос с него строже всех – он секретарь колхозной парторганизации. По совместительству. Неосвобождённый. И ещё он помнил совет Игната Даниловича, когда ехали на это бюро:

– Ты там особо, Иван, не упирайся. С партсекретарём спорить – что против ветра мочиться…

– Пример какой подаёт наш Иванушка! – истекал-таки самодовольством первый. И в густом голосе, и в уменьшительном произношении имени известного бригадира слышалась издёвка над человеком, которая грела души членам бюро: им казалось, что возвышает их это над обвиняемым, елеем одурманивая не только сознание первого секретаря, но каждого сидящего в этом длинно-суконном кабинете. Первый секретарь вершил суд – другие члены бюро сидели как прокуроры. А вот адвокатов в составе бюро не полагалось: кого и для чего защищать, если нарушен Устав любимой партии? Всех непослушных партия карает. Вся дисциплина держится на этом, даже если ради дела или по ошибке нарушен её священный Устав.

Когда троица «провинившихся» выходила из обвинительного кабинета, Петя Беленко, истекая самодовольством и вибрируя душой, с мелким тщеславием маленького человека, стараясь выглядеть радетелем за судьбы людские, участливо шепнул Зырянову:

– Прошение о пересмотре наказания можно и в районную парткомиссию подать, и в областную…

– Да пошёл ты…, – выругался бригадир.