Влюбиться в искусство: от Рембрандта до Энди Уорхола

Шагал — светлый и легкий, это то, чего людям сейчас так не хватает. Времена нынче нестабильные и сложные, все живут с ощущением тревоги. В Шагале можно спасаться. Знаменитый художник, который прожил 97 лет, сохранил детскую чуткость и любознательность. Он — пример того, как можно проходить трудности, сохраняя в сердце светлую радость.

Шагал родился в семье приказчика. Узнав, что сын жаждет посвятить себя искусству, отец расстроился. Он хотел, чтобы Марк наследовал его мелкий бизнес — продажу селедки. Выбор ребенка он не принял, лишь дал ему 27 рублей на обучение — на этом все участие семьи в становлении Шагала-художника закончилось.

Но этот юноша, рожденный при пожаре, всегда был амбициозным. Он изучал искусство по мере возможностей и говорил, что единственным его учителем может быть только Рембрандт. Запрос нескромный, согласитесь. Так как машину времени не изобрели, парень записался в ученики к витебскому живописцу Юделю Моисеевичу Пэну. Шагал посещал школу мастера, но наставления не воспринимал. Пэн был склонен к реалистически-импрессионистскому стилю, и они смотрели на искусство по-разному. Отсутствие понимания привело Шагала в Санкт-Петербург. Взяв отцовские 27 рублей, парень поехал в город на Неве.

В первые дни он буквально пропадал в Эрмитаже. Некоторые люди, видя «примитивный» стиль Шагала, думают, что он просто не умел рисовать и не обладал знаниями. Это неправда: он был невероятным знатоком живописи и очень тонко ее чувствовал. В его голове помещалась огромная «база данных» о картинах прошлых столетий. Ему было на что опираться.

С первых работ Шагал проявлял неординарность. С чего обычно начинают художники? Они пишут натюрморты или пейзажи — что-то понятное. Герой нашей главы сходу замахнулся на символическую картину: изобразил Витебск, разделенный на две части. В одной женщина вознесла руки к небу, как античная плакальщица: она стонет, и от этого звука горшок с цветком падает из окна, «прогоняя» прохожего на соседнюю улицу. В другой половине картины — покойник, окруженный свечами. Их шесть, хотя в еврейской традиции должно быть семь свечей. Венчает сцену скрипач: он играет на крыше, будто объединяя весь сюжет в единую монотонную композицию.

В Санкт-Петербурге Шагал пытался поступить в Училище технического рисования барона Штиглица, но провалил экзамены и понял, что придется вернуться домой, где его ждут отец с селедкой и отсутствие перспектив. Он был уязвлен, ведь, несмотря на амбиции «ученика Рембрандта», его не оценили. Почувствовав разочарование, он отложил кисти и холсты и стал часто проводить время в одиночестве. Мама, которая очень любила своего мальчика и всегда в него верила, начала беспокоиться о его психическом состоянии. Действительно, он был уже на грани, иногда часами стоял на единственном в Витебске мосту и думал, что делать дальше. Именно там однажды он встретил девушку с прекрасными темными глазами, которую звали Белла Розенфельд. Она была дочкой известного в то время ювелира и обладала прекрасными манерами. Девушка тонкой натуры мечтала стать актрисой и даже пыталась воплотить задуманное, но в Санкт-Петербурге сильно потянула ногу и вынуждена была вернуться. Белла хотела танцевать, но не могла из-за травмы. На момент встречи она была примерно в таком же состоянии фрустрации, что и Шагал.

Две юные души сразу поняли, что созданы друг для друга. Белла была настоящей мечтой гения, готовой на жертву во имя мужчины. Она сразу показала возлюбленному, что готова идти за ним куда угодно, преумножая вдохновение. Так она поступала всю жизнь.

Что писал Марк о своей прекрасной возлюбленной? «Она молчит. Я тоже. Она смотрит — о, ее глаза, я тоже. Как будто мы давным-давно знакомы, и она знает обо мне все — мое детство, мою жизнь, и что теперь со мной будет. Как будто бы всегда наблюдала за мной, как будто где-то рядом, хотя я ее видел в первый раз. И я понял — то моя жена. На бледном лице сияют глаза — большие, выпуклые, черные. Это мои глаза, это моя душа».

Любовь давала Шагалу вдохновение. Жажда творить вернулась к нему. Он верил, что все возможно, поэтому снова поехал покорять Санкт-Петербург. Настойчивость принесла плоды: Марка заметили в столичных еврейских кругах, ему стали помогать, а потом он очаровал Льва Самойловича Бакста, который на тот момент являлся главным художником Дягилевских сезонов. Бакст оплачивал самородку жилье, обучение и вообще всячески пытался его поддержать, потому что чувствовал в нем большую силу.

Но только Шагал успокоился и начал творить и развиваться, как его покровитель Бакст сказал, что отправляется во Францию с Дягилевским балетом. То есть только все наладилось — и опять удар. Шагал спросил: «Можно я поеду с Вами?» Бакст поинтересовался: «Сможешь грунтовать холсты для декораций?» Шагал заверил, что сможет. По правде он не умел этого делать, но быстренько научился и поехал в Париж. Это был поворотный момент в его жизни и карьере.