— Папа… — Нина была смущена случившимся, смотрела на рассерженного отца, не зная, с чего начать. — Папа… они славные парни. Не сердись.
— Славные? — крикнул он.
— Ну… любят, правда, пошутить.
— Хорошие шутки — нападать на человека!
— Да разве они?..
Он понял, что хватил через край.
— И потом… они ведь не знали, что это ты.
— Ага! Не со всеми проделывают это? Ах, как благородно! Хулиганье! Музыкантишки джазовые!
— Почему музыкантишки? — Нина изумленно посмотрела на отца. — Это студенты из Тимирязевки.
— Из Тимирязевки? — переспросил Дмитрий Антонович, и это слово вдруг так же, как и «филиал», приобрело у него характер ругательства. — Что же у тебя общего с этими… из Тимирязевки?
— Общего?.. Мы дружим. А Костя… Костя наш земляк.
— Костя — это тот, с кем ты была?
— Да.
— Странная дружба… О чем хоть вы говорите? Я не удивлен, что у тебя снова сомнения. Среда, с которой ты общаешься… Уж не хочешь ли в ветеринары податься?
— Папа! — голос Нины задрожал от обиды. — Я же тебе писала, как мне трудно…
— Ничего бы этого не было, если бы не тратила силы на никому не нужную дружбу!
— Мне она нужна! Нужна!
— Что же ты намерена делать? Бросить институт?
— Нет. Бросать поздно… Попробую ходить на консультации по композиции и… хотя бы немного наверстать…
— Нина! Не делай этого! Это окончательно распылит твои силы. Если ты по вечерам свой досуг будешь отдавать музыке, из тебя никогда не выйдет хороший врач.
— Это я уже знаю!
— Ты прирожденная медичка! Твоя мать…
— У мамы был свой путь, у меня — свой!
Дмитрий Антонович крупно шагал из угла в угол, а Нина в упор смотрела на него — какая-то чужая, неподдающаяся, готовая защищаться до конца.
— Не понимаю… — мягче заговорил Дмитрий Антонович, чувствуя, что напористость тут не поможет. — Именно в тот момент, когда ты уже у цели… Я сегодня побывал у профессора Беляновича, советовался и с Евгением Даниловичем Уваровым. Они тоже удивлены и никак не разделяют твоих сомнений. Скажу более — они за то, чтобы ты осталась в аспирантуре.
— Они или ты?
— По-моему, я сказал ясно. И ты сделаешь большую глупость, если не воспользуешься этой возможностью. С Евгением Даниловичем мы старые товарищи, и он…
— Мне? В аспирантуру? — перебила отца Нина, как-то горестно и устало усмехнувшись. — Мне, тогда как есть Римма Урванцева и Олег Ижорин?
— Думай прежде всего о себе!
— Не-ет, — Нина покачала головой.
— Тебя сбивают с пути! Пойми это! — снова вскипел Дмитрий Антонович. — И, наверно, больше всех этот… земляк!
— Папа, ты же и словом не обмолвился с ним, а уже судишь!
В дверь бесшумно вошла Вера Антоновна, в цветастом новом халате, невыгодно подчеркивающем усталость ее лица.
— Хватит, Дмитрий, бузить. И что это ты на нее накинулся? Шел бы лучше с Василием поздоровался.
— С кем? — не сразу понял Дмитрий Антонович.
— Дядя Вася приехал? — догадалась Нина.
— Только что из Внукова. Полощется в ванной. Ложись, Нина. Спи. А ты ступай. «Уж больно ты грозен, как я погляжу», — и она выпроводила брата в кабинет, где для него на диване была приготовлена постель, после чего сразу же вернулась к Нине.
Донесся быстрый шепот и, кажется, всхлипывание.
«Да они все тут против меня!» — с раздражением подумал Дмитрий Антонович, срывая с шеи галстук.
Вышел из ванны Василий Захарович. Обнаженный по пояс, распаренный, с широченным — в розах — полотенцем на плечах. Он был невысок, но из-за мускулистых бицепсов и лобастой седой головы казался крупным. Пофыркивая и растирая до красноты волосатую грудь, заговорил:
— Здравствуй, Дмитрий. Извини, что я так… То в вагонах, то в кабинетах. Соскучился по воздуху.
— Давно приехал? — все еще хмурясь, спросил Дмитрий Антонович.
— Ты ушел, а я тут как тут. Вера сказала, что самую малость не застал. — И с неожиданным переходом: — Дмитрий, ты когда-нибудь бывал в Сибири?
— Нет.
— Съезди! Ну, как же ты? Слушай, съезди! Не повидать Сибирь — это не знать страны! Россия до Урала — это всего лишь верхнее дыхание. Чтоб шагом идти налегке. А Сибирь — меха! Ме-ха! — и как бы демонстрируя свою мысль, он набрал воздуха в легкие до отказа. — С такими можно кладь взвалить на плечи грандиозную!
— Сына повидал?
— Как же! Истый стал сибиряк, даже говор усвоил. Ленька молодец, нюхом почуял, куда ему податься!
— А тебя по каким делам туда посылали? — спросил Дмитрий Антонович, по-прежнему прислушиваясь к женским голосам.