Влюбленные

Плавали долго, испробовав все известные им приемы, послушно отдавались воле течения, и оно несло их. Потом Костя начал нырять. Исчезал надолго, и Нина в испуге озиралась кругом — не утонул ли? А он выныривает этаким чудищем — волосы закрывают лицо, фыркает! — бросается на нее, и она удирает, отчаянно крича, бьет воду руками, как птица-подранок. Быстрые ноги мельтешат в пузырящейся воде. Настигнув, он несет ее в глубину, посадив себе на плечо и крепко держа за похрустывающие от прикосновения тугие ноги. Вода заливает уже ему рот, глаза.

— Костя, бросай меня! Костя, не держи!

Он погружается с макушкой, удерживая ее, и выносит на мелкое место — задохнувшийся, сверкающий на солнце.

— Так нельзя! Я больше не хочу! — Нина выбежала на отмель и стала отжимать волосы, а Костя — у него только голова торчит из воды — лежит поблизости.

— Выходи! Хватит купаться! — звала она его на песок, а он не решался выйти из воды, всячески отвлекал себя от ее дразнящего тела — снова нырял, крутился винтом, поднимая мириады брызг, и только устав, покрывшись гусиной кожей, выбежал, сразу же плюхнулся грудью на песок.

Отогревались долго, посыпали друг друга струистым песочком. Солнце, поднимаясь к зениту, нестерпимо давило на темя, вызывая сонливость. Пришлось снять «флаг», отправиться дальше в плавание. И островок — теперь уже весь исслеженный босыми ногами — обезлюдел.

Нина сидела в купальнике, подложив под себя одежду. Ее круглые коленки притягивали взгляд Кости. Он греб изо всех сил, крутил головой, следя за пролетавшими низко чайками — и, вдруг кинув весла, бросался за борт, долго плавал вокруг лодки.

— Да ты что? Как можно так часто купаться? — не понимая его состояния, спрашивала Нина.

— Жарко! — смеялся он. И еще несколько раз окунулся, прежде чем они достигли ивняка.

Привязали лодку к кустам и пошли в глубь дубовой рощи.

Дубы здесь росли длинными гривами. Меж ними — заводи темной воды, расцвеченной лилиями, кувшинками и черноголовником, — мир, где в густых травах и листве неистово звенели и стрекотали птицы, стрекозы, кузнечики.

На пути встретилось несколько полян с подкошенной травой. Под раскидистыми дубами-патриархами, растущими в центре полян, дремали косцы, спасаясь от зноя. Трава подсыхала мигом, и уже можно было ее ворошить. На сучьях висели берестяные пестерьки-плетушки с едой. Кто-то бродил в кустах, собирая землянику.

Тропинка-змейка со свежими следами копыт повела их в гору, где приветливо шумели березы, а три сосны — тонкостволые, от одного корня — зонтом высились над ними. По сторонам — шиповник, волчьи ягоды.

Открылась полянка — чистая, застеленная метелкой и нежным мхом. На полянке стоял огромный чугунно-черный лобастый бык. Стоял неподвижно, приподняв морду и прислушиваясь к шагам.

Они невольно залюбовались его словно вылепленными мускулами, зеркально отсвечивавшей шерстью.

— Торо, — шутливо произнесла Нина, взмахнув в воздухе Костиной красной майкой.

Бык только качнулся, не в силах преодолеть инертность своего огромного тела.

— Торо! — громче крикнула Нина.

— Что ты делаешь?

Костя попытался вырвать майку, но Нина — точно бес в нее вселился! — выскочила вперед и побежала полукругом возле самой морды быка, не переставая выкрикивать:

— Торо! Торо! Торо!

— Нина!

Бык сдвинулся и пошел за дразнящим его человеком, пригнув до самой земли рогатую голову.

Костя осмотрелся вокруг — чем бы пугнуть? На беду — ни палки, ни ветки.

— Торо! — с отчаянной веселостью кричала Нина, делая по поляне новый полукруг.

Свирепые глаза уже близко, бык переходит на бег… И Костя, выдернув Нину за руку из-под самых рогов, повлек ее за собой назад по тропе. А бык уже настигает! Хлюпая, проседая, быстро несет он свое грузное тело. Все слышнее храп, треск сучьев под копытами. Громада набирает скорость и теперь уже несется все сокрушающим тараном!

— Нина, скорей! Скорей!

«Только бы не упасть! Не споткнуться! Растопчет!»

Наконец-то засветилось зеленоватое окошечко освещенного солнцем луга. Лишь миновали они последние деревья, как Костя что было силы рванул Нину на себя — и в сторону! И в тот же миг из-за их спин на поляну, где паслось стадо коров, вырвался разъяренный бык. Затормозил бег, пропахав дерн до черной земли. Втянул воздух. С его морды клочьями падала пенистая слюна.

— Вот ты где, Метеор проклятый!

На лужайку из болотистой низины вышла девочка в сереньком платьице с бичом, перекинутым через плечо. В руке у нее был пучок дикого лука, и она, шагая по сочной, в пояс, траве, время от времени наклонялась, чтобы сорвать под корень понравившиеся ей стебельки.

Бык угрожающе пригнул мохнатую голову.

— Девочка, не подходи! — закричала Нина.

Но та, даже не сменив своего ленивого шага, приблизилась к быку и щелкнула бичом. Бык снова замотал головой, раскидывая пену. Девочка щелкнула еще раз, коснувшись кончиком его потного бока, и бык трусливо побежал в сторону коров, где вскоре стал мирно щипать траву.

— Вот молодчина!

— Ну, спасла нас!

— Браво, тореадор!..

Костя с Ниной хохотали до слез.

— Будешь еще дразнить?

— Нет! Не буду!