Влюбленные

— Так вот в чем дело! — догадалась Нина. — Костя, а если нам немножко задержаться и посмотреть?.. Я ведь понятия не имею о деревенских гуляниях.

— Нет, нет.

— Но почему?

— Конечно, побудьте, — обрадовавшись, поддержала Нину Александра Климовна и стала собирать на стол. — Народ изо всех деревень придет, Нина. Ох, в прежнее-то время что было! Вот бы тебе на прежнее-то посмотреть! Тыщи, ну прямо тыщи собирались! Да все нарядные, да веселые! А молодежи-то! За руки возьмутся — и ходят по селу из конца в конец! Будто венком заплетаются!

— Пьянка да поножовщина, — перебил ее Костя.

— А? Ну да. И я про то говорю, — сникнув, вздохнула мать. — Пьянка да поножовщина остались, а все веселье куда-то ушло…

Они сидели еще за столом, когда с улицы раздался ликующий голос Саньки:

— Михайловские идут! Михайловские!

Санька стоял на крыше крайней избы и размахивал руками.

Из распахивающихся окон его спрашивали:

— Чьи, Саня? Чьи?

— Разве не слышите?.. Васькина гармошка-то!

Дорогой, обрамленной с боков рожью, к селу катился пестрый сплав велосипедистов и пешеходов. Полем шли и ехали кто как — путь немалый, десять верст, — но перед селом все подтянулись, сбились в кулак, набрали полный ход и в село ввалились напористо. Вот — знай наших! Не чьи-нибудь — михайловские! А ну, освободите дорогу!..

А с другого конца уже слышится:

— Из Петровок идут! Из Петровок! Борька Демьянов ведет!

— Ну, схлестнутся!

— Это почему?

— Разве не знаешь? Васька михайловский на Борьку давно зол! Тинку не хочет ему уступить!

— А вон и шерстневские!..

Узнавали по удали, по главарям, по игре на гармонях.

Каждая группа проходит улицу из конца в конец, будто с вызовом на бой. Гармони пронзительно режут воздух, и каждая играет свое. По бокам едут велосипедисты. Девушки, сцепившись шеренгами, не отстают от парней, и у них тоже боевой вид. Сделав «почетный круг» и как бы представившись, все мирно останавливаются. Договорившись о месте и часе встречи, расходятся по родне, кто с кем гостится.

Нину захватила стихийность, разноголосица.

— А мне это нравится!

— То ли еще будет, — усмехнулся Костя.

— Пойдем на улицу!

— Чтобы завтра в райкоме разбирали персональное дело коммуниста Журавлева?

— За что?

— За участие в религиозном празднике.

— Да что же тут религиозного?

— А вот. У нас так: не смей показываться!

— Тогда я пойду одна.

— Ну хорошо. Авось больше выговора не влепят.

Костя накинул на плечи куртку — надеть новый костюм отказался, как мать ни просила, и это ее обидело; долго ворчала вслед:

— Пошли обтрепышами, будто и нарядиться не во что. От соседей стыдно…

За распахнутыми настежь окнами на столах дымятся только что разрезанные рыбники. Кувшины с пивом, вынутые из холодных погребов, отпотели. Водка уже разлита по граненым стаканам. Идет чинный, обстоятельный разговор. Гости передают приветы от стариков, сверяются о здоровье, о заработках. Хозяйкам все кажется, что никто ничего не ест.

— Гости дорогие! Беседа беседой, а еда едой! Ужо вот мы придем к вам в ильин день да так же будем кочевряжиться, — ну-ка, по нраву ли будет?

— Степан! Илье-то Митричу наливай, Степан! С пустым сидит! Он, чай, не баба, чтоб очередь соблюдать!..

В избах душно, тесно, и девушки — им за столами не сидится — первыми выпархивают на улицу.

Нина вдруг почувствовала, как Костя потянулся вперед взглядом и тут же с кажущимся безразличием стал смотреть куда-то в сторону.

Навстречу им шел кадыкастый парень в хромовых, до блеска начищенных сапогах и вел под руку жену — круглолицую, наверно, на пятом-шестом месяце беременности.

«Она! Валя!» — как-то необъяснимо догадалась Нина.

Они поравнялись. Нина спокойно посмотрела на нее — ей просто интересно было увидеть первую любовь Кости, — а Валя с какой-то надменностью глянула на разлучницу, но это у нее не получилось, и она, смутившись, вдруг запела высоким, раненым голосом:

И петь нельзя,
И не петь плохо!
Люди горюшко подметят —
Начинают охать.

Нина и прежде знала, что деревенские переговариваются частушками, но эта откровенность поразила ее. Ведь муж все поймет! И зачем она в таком виде вышла на гулянье? Живот у нее приподнял платье, обнажились колени…

Нина ничего не сказала Косте, но по его лицу видела, что и на него эта встреча произвела тяжелое впечатление.

Народу на улице все прибывало, появились первые пьяные.

— Виталий! А ну, остановись! — Костя шагнул наперерез двигающимся парочкам.

Длинношеий паренек, увидев агронома, кинулся было от девушки, с которой шел об руку, но понял, что бегства не поможет — попался, и замер, страдальчески морщась.

— Как же это ты… кинул лафет?

— Ничего не кинул…

Паренек потянул носом воздух, как при насморке.

— Почему же не на работе?

— Почему?.. Поломка произошла.

— Поломка?

— Да.

Было видно, что парень врет.

— Тогда поехали, посмотрим. Слесаря захватим.

— Константин Андреевич! — кто-то из-за спины заступился за паренька. — Пускай погуляет. У него залеточка из Шерстней. Когда он ее еще увидит, если не сегодня!