Влюбленные

Нине не терпелось увидеть Кувшинское, и она с волнением глядела вперед, на волнистые поля. Она не знала, в какой именно момент откроется село, но твердо помнила, что оно расположено в ложбине, меж высоких гор, на берегу широкого пруда, а с северной стороны к нему подступает дремучий сосновый лес, в который она боялась ходить одна.

— Вот оно! — крикнул Костя, чуть скосив голову.

— Где? — спросила Нина и захлебнулась ветром. Волосы так оттягивало назад, что было больно шее.

— Да вот! Это!

Нина увидела зубчатую линию крыш вдоль заросшего ряской пруда, дуплистые ивы на берегу — все что-то отдаленно знакомое, — но где же высокие горы? Где дремучий лес?.. Вокруг села — пологие холмы, а на севере — прореженный просеками и гарями жидкий лесок.

Легкое разочарование тронуло сердце. Она ждала, что все случится иначе — Кувшинское откроется как-то вдруг, вместе с воспоминаниями, и будет что-то торжественное в этой встрече: ведь здесь все, каждая деталь — это она сама тех далеких лет, и потому Нина заранее волновалась. А тут — обыкновенная деревенька, каких она видела немало, и пруд как пруд, ничего в нем нет особенного. И это она боялась в нем утонуть? Ей ли было страшно скатываться на лыжах с этих холмиков?..

Костя остановил мотоцикл, и Нина сразу же узнала дом Максима Потаповича — по резным подзорам на окнах, по колодцу, осененному черемухой. Подошла к воротам. Сердце забилось толчками. Итак, круг замкнулся. Круг многолетний, тысячекилометровый.

Из этих ворот она вышла пятнадцать лет назад длинноногой девчушечкой и теперь возвращается взрослой. Так не встретятся ли сейчас эти два существа? Неужели та, маленькая, с торчащими косичками, больше уже не живет в этом доме, не помогает тете Поле колоть дрова, поливать грядки?

Медленно нажала на щеколду, бесшумно вошла во двор. Костя и Геннадий, чуть отступя, следовали за ней. Им передалось ее состояние.

— Вам кого? — спросила Нину хрупкая седенькая женщина, кормившая из решета цыплят.

— Мне… — Нина уловила в ней тоже что-то отдаленно знакомое. — Да это же… тетя Поля!

— Ниночка! — звонко вскрикнула женщина, уронила решето и уткнулась лицом Нине в плечо.

«Опять все не так… Мне казалось, это я припаду к ней, как делала не раз. Но она же совсем маленькая…»

— Тетя Поля… Тетя Поля…

Они как бы поменялись ролями, и теперь Нина утешала ее, гладила рукой по волосам.

С крыльца между тем не сбежал, а скатился Максим Потапович — все такой же округлый и подвижный. Он заключил Нину в объятия широким размахом рук, звонко чмокнул в губы, за компанию и жену, чем рассмешил ее.

— А это, надо полагать, твой муж, Константин Андреевич? Все знаем, все знаем! И с Геннадием Семеновичем мы давненько уже знакомы!

— Проходите же, проходите, — суетилась Полина Алексеевна, утирая слезы. — Долго вы к нам собирались.

И снова Нина первой пошла вперед — медленно, останавливая взгляд на каждом предмете. Открыла дверь и переступила через порог. Убранство комнат все то же. Возле окна стоит конторка Максима Потаповича, старомодная, на витых ножках. А вот и тот столик, где она, школьница… Что это? Нина так и обмерла: за столиком спиной к ней сидела девочка с косичками и читала книгу.

— Наша дочка, — пояснила Полина Алексеевна. — Как, разве ты не знала? Люся, познакомься с тетей Ниной.

Девочка встала. Нина крепко обняла ее и зажмурила глаза: в этот момент она обнимала сама себя — ту прежнюю ученицу-длинноножку, которую уже не встретишь нигде на свете.

— В котором классе учишься?

— В пятый перешла.

— В пятый?..

Нина неотрывно смотрела на девочку. Как все чудесно на свете! Нет маленькой Нины, но есть маленькая Люся, и значит мир вокруг все так же таинствен и непознан — холмы высоки, пруд широк, а лес за селом полон волшебств!

— Садитесь же! Нина, Константин Андреевич, Геннадий Семенович!.. Хватит ли всем стульев?

Люся выскользнула на кухню за табуреткой, и Полина Алексеевна шепнула Нине:

— Из детдома взяли. Привыкли тогда к тебе и тоскливо стало жить вдвоем.

— Ну, коллега! Рад за тебя, рад!

Максим Потапович усадил Нину рядом с собой.

Полина Алексеевна суетилась возле стола, меняла скатерть, и глаза ее радостно сияли.

— Жизнь-то, жизнь-то как быстро проносится! Ну, давно ли мы, кажется, молодыми сюда приехали, а вот… Где работать, Нина, будешь?

— Очевидно, в Журавлеве. Там собираются свой врачебный участок открыть.

— Давно пора! В такую даль к нам ездят!

— Я и сейчас уже… Извините, Максим Потапович: сами обращаются.

— Какие могут быть извинения! Это твой долг. Прямой долг. Одобряю, что начинаешь свой путь в селе! Да, да. Здесь как-то сильнее чувствуешь ответственность за человека. Болен ли кто, умер ли — близко к сердцу принимаешь, ведь тут всяк либо твой сосед, либо знакомый. Ох, насмотрелся я недавно на одну поликлинику в городе. Сидит в кабинетике врач, к нему очередь с талончиками. Впервые он видит человека, лица не рассмотрел, а уже лекарства выписывает. Не пришел вторично — не вспомнит. На улице встретит — не узнает своего пациента. А у нас все в куче!..