Игра А. Нехороших отличается благородным рисунком, сдержанностью. Он нигде «не пережимает» интонаций. Именно Зверь раздобывает для Семьи вкусную пищу, спасает их от взрыва мины, постигает их язык (он говорил на другом языке). Наконец, именно он находит книги – память исчезнувшего человечества.
Казалось бы, у членов Семьи, чьи странствия теперь разделяет Зверь, должно было бы появиться ощущение лидерства нового члена сообщества. Но нет! Отец никак не хочет поверить в то, что это существо равноправно с ним, человеком.
После долгих поисков Семья в конце концов находит ещё одного уцелевшего. Его члены семьи именуют Другом. Они находят его в пустом городе, где сохранились витрины магазинов с манекенами, где члены Семьи попадают в уютный красивый мир кем-то когда-то оставленной квартиры.
Усилиями талантливого сценографа М. Демьяновой во втором действии спектакля воссоздаётся интерьер любовно обжитого человеком-эстетом пространства: голубой платяной шкаф, голубое кресло-качалка, круглый стол, ящик с детскими игрушками, скрипка, ваза с цветами, высохшими, но сохранившими свою хрупкую прелесть. Всё это, как и звуки детского смеха, шёпот стихов, создаёт иллюзию недавнего присутствия человека и поэтической ауры, его окружавшей, которая сродни настроениям лучших новелл Рэя Брэдбери.
Члены Семьи опрокидывают ящик с игрушками, ломают цветы, сдирают со стола скатерть. Они бездумно разрушают то, назначение чего не понимают, ибо ими давно утерян подлинный смысл вещей, неведома эстетика жилья и одежды. В этом ряду интересна и смысловая режиссёрская находка: мы видим, как Мать пытается оторвать волосы на голове куклы…
Друг в отличие от Зверя принимается в Семью безоговорочно только потому, что он также без волос, как и они, а на глазах ещё носит «стёкла». Ведь прямолинейное мышление Отца знает только один высший авторитет – Человека со стёклами на глазах, единственного из людей, которого Отец видел в своей жизни, кроме членов Семьи.
В спектакле Друга в чёрных очках играет актёр А. Наумов. Чёрные очки символичны. Это внешний знак нравственной слепоты его героя.
Нового представителя маленького человеческого коллектива А. Наумов играет как личность агрессивную, отталкивающую, жадную и похотливую (может быть, актёр даже слишком гротескно-грубовато подчёркивает эти качества своего персонажа). В своей ограниченности Друг превзошёл Отца. Его глухота к доводам разума поразительна. Друг примитивен, ничего не хочет знать, ни о чём не хочет думать.
Конфликт между Зверем и Другом (на чьей стороне Семья) неизбежен. Их борьба за Дочь – это драма столкновения двух типов мышления: диалектического, творческого и косного, консервативного. Главный смысл спектакля в осуждении косности мышления, в разоблачении догматизма, который является тормозом в понимании друг другом людей различных рас и национальностей, говорящих на разных языках, имеющих разный цвет кожи и разрез глаз. Эта концепция спектакля чрезвычайно актуальна, ибо своевременно возродилась в эпоху утверждения нового общественного мышления в нашей стране в эпоху перестройки.
Новизна авторского замысла потребовала и новизны режиссёрского решения. Очень смело поставлены в спектакле интимные сцены, вызывающие у зрителя столько споров. Язык притчи непрост. За кажущейся простотой таятся непростые смыслы. Зрителю надо научиться их понимать. Легче всего бросить обвинение в якобы заземлённости, натуралистичности спектакля, не заметив его философского содержания, его гражданского звучания.
Свободен ли спектакль от недостатков? Нет, не свободен. В какие-то моменты, вопреки общему смыслу драмы, актёры неуместно стремятся к комическому эффекту. Не найдены выразительные трагические краски для финала. Хотелось бы видеть финал более впечатляющим. И всё же в основном, в главном, этот необычный и ни на какой другой в репертуаре непохожий спектакль – большая удача Пензенского драматического театра. Он отвечает духовным запросам нашего времени, утверждает новые формы театральной поэтики. Пензенский театр им. А. В. Луначарского, прославившийся постановками русской, советской и зарубежной классики, стремится к поискам новых путей, стремится к обновлению. Он совершенно закономерно пришёл к интеллектуальной драматургии.
Успех постановки драмы-притчи «Зверь» М. Гиндина и В. Синакевича во многом был предопределён тонкой талантливой режиссурой Олега Хейфица. Он сумел сплотить исполнителей, сумел превратить их в единомышленников. Олег Михайлович был внимателен буквально к каждой детали. Это он придумал записать на плёнку нежные и прозрачные стихи А. Тарковского, Д. Самойлова, Н. Заболоцкого, А. Соколова. Он сам и начитал отобранные стихи. Это его проникновенный голос мы слышим, когда смотрим спектакль. А сколько раз, добиваясь нужного психологического эффекта, он просил бутафоров перекрасить шкаф для декорации второго действия, пока не остановился на голубом цвете!