Влюблённые в театр

Большой актёрской удачей спектакля стала центральная роль Бургомистра, замечательно исполненная Михаилом Капланом. Сначала перед нами предстаёт трусливый, хитрый холуй Дракона, время от времени разыгрывающий для собственной выгоды душевнобольного. Но вот ситуация резко меняется. Дракон повержен Ланцелотом. И тогда буквально на наших глазах Бургомистр-Каплан перерождается в нового тирана. Куда-то бесследно исчезает его болезнь. Он умело режиссирует все события в городе, подчиняет себе механизм управления и пропаганды, находит приспешников, объявляет себя победителем чудовища, президентом, женихом молодой красавицы Эльзы, чужой невесты… И вновь оружием тирана становится страх и запугивание.

– Михаил Яковлевич, – обратилась я к актёру, – «новый диктатор» в спектакле, прямо скажем, отвратительная личина. А вы играете её с явным удовольствием. Почему?

– Сыграть роль Бургомистра, перевоплотившегося в новорожденного тирана, – сложная сценическая задача. Её физически трудно выполнить. Устаю. Но после спектакля испытываю истинное удовлетворение. Такое ощущение редко выпадает на долю актёра. Играю сказку, а чувствую жизненность и злободневность роли. Люди мимикрируют. Вокруг вижу массу примеров лицемерия, приспособленчества. Разоблачая эти качества, думаю, что не зря работаю. А ведь эта роль содержит и другие социальные глубины…

Действительно, образ Бургомистра тесно связан с ещё одной важной темой сказки Шварца – темой внутреннего рабства человека. Прекраснодушный Ланцелот надеялся, что, уничтожив Дракона, он подарит горожанам свободу, и тогда их души распрямятся, станут крылатыми, обретут гордость. Но верноподданный трёхглавого Дракона Бургомистр оказался прозорливее. После гибели Дракона он цинично говорит своему сыну о согражданах: «Всё идёт великолепно, Генрих. Покойник воспитал их так, что они повезут любого, кто возьмёт вожжи».

И мы видим в спектакле воплощённый в массовых сценах-танцах убедительный образец рабской покорности подданных, которые до кончиков ногтей пропитались духом послушания. Они послушны новому Тирану так же, как были послушны Дракону. Очень выразительна в обнажении этого смысла пьесы гротескно-сатирическая сцена репетиции поздравления горожанами Президента по случаю «годовщины» убийства Дракона. Добровольное рабство – питательная среда тирании, учит зрителя Шварц.

Это сказка со счастливым концом.

В финале пьесы появляется восстанавливающий Справедливость, помудревший в разлуке с любимой Эльзой Ланцелот. Именно устами Ланцелота выражен оптимистический настрой, который излучает сказка. Рыцарь произносит вещие слова о будущем сограждан:

– И все мы после долгих забот и мучений будем счастливы, очень счастливы наконец!

Панченко И. Убить Дракона.

Пензенская правда – 1989 – 27 марта.

Ирина Панченко. Притча о человеке

«Спектакль, о котором спорят» по пьесе М. Гиндина и В. Синакевича «Зверь»

Есть нечто неуловимо завораживающее в подлинной театральности. Особенно когда эта театральность создаётся скупыми средствами. Казалось бы, «из ничего».

Открывается занавес, и мы видим, как по сцене бредут трое усталых людей, странно и нелепо одетых. Их головы небрежно обвязаны тряпками. Люди пугливы, насторожены. Когда они снимают повязки, оказывается, что их головы напоминают бильярдные шары, на них нет ни единого волоса.

И мир вокруг тоже странен. Он пустынен, в нём узнаваем лишь корпус старого брошенного автобуса – знак погибшей цивилизации.

Атмосферу необычности создаёт и тревожный, постепенно усиливающийся гул, и нежный шёпот, повторяющий прекрасные стихотворные строки о мире безмолвия и тишины, «в котором нет меня». И тихо звучит музыкальная гармония колыбельной Мендельсона, контрастирующая с тревожным, странным, сдвинутым миром на сцене.

Первое действие спектакля «Зверь» разворачивается замедленно, как экспозиции в фильмах Андрея Тарковского. Смысл тут в том, чтобы создать определённое настроение, пока не обнажая, а лишь пунктирно намечая суть художественного замысла спектакля.