Влюбленный д'Артаньян или пятнадцать лет спустя

Со шпагой в руке герцог Энгиенский бросился в атаку во главе своих отрядов.

Первый раз.

Второй.

Тщетно.

Испанская кожа была слишком толста. Кастильцы по­зволяли приблизиться, но лишь настолько, насколько это соответствовало дальности их пушек.

Разумеется, атаки можно было возобновить. Но с огром­ными потерями и без ощутимых шансов на успех. Наконец-

то возраст вступил в свои права, двадцать два года герцога Энгиенского оказались ничем перед восьмьюдесятью года­ми графа Фуэнтеса.

Тот, кого история нарекла впоследствии великим Кон­де, пребывал в нерешительности среди мертвых, раненых и живых, чья судьба зависела теперь от его приказа.

Он огляделся, захваченный врасплох этим неожидан­ным сопротивлением, и внезапно его взгляд упал на офице­ра с бледным лицом, который столь удачно подавал ему накануне советы и столь успешно действовал сегодня ут­ром. Незнакомец поймал взгляд генералиссимуса и, сопро­вождая свой жест улыбкой, указал рукой на кого-то.

Он указал на д'Артаньянз, который застыл в неподвиж­ности в ожидании третьей атаки.

Герцог подозвал к себе мушкетера.

—  Господин д'Артаньян, все эти дни вы незаменимы, и маршал Пелиссар не ошибся, сказав, что вы один стоите целой армии. Мы втроем одолеем Испанию.

—  Втроем, монсеньер?

—  Несомненно. Маршал Пеллисар своим хладнокрови­ем, я — своей пылкостью, а вы — потому что вы д'Артаньян.

—  Разрешите, монсеньер, заметить, что вы забыли про Сиро и Гассиона.

—  Ничуть. Я намерен сделать их маршалами Франции. Остается лишь сегодняшнее сражение, не так ли?

—  Пробовали ли вы, монсеньер, разорвать когда-либо руками кольчугу?

—  Пожалуй, я б не рискнул.

—  У меня был друг, который Почти в состоянии это сде­лать. Я же могу добиться этого постепенно.

—  Каким образом?

—  Разъединяя проволочки, вставленные между звенья­ми. Труд велик, но в конце концов успех обеспечен.

—  Что вы намерены предпринять?

—  Вчера вместе со мной ходили в сражение мои товари­щи. Кое-кто пал, но уцелевшие годятся в дело.

Герцог обратился к свите:

— Где же те храбрецы, что сражались вчера с господи­ном д'Артаньяном?

Шантальбажак отвечал:

— Две роты бретонцев. Прибыли восемь дней назад. Свежий улов.

—  Так, так!

—  Половину, однако, придется сбросить обратно в воду.

—  Отчего?

—  Мертвецы.

—  Господин д'Артаньян, вам пригодится остаток?

—  Монсеньер,— Шантальбажак вновь застучал копыт­цами своей речи, — бретонцы крайне свирепы. Но эти вои­ны не понимают французского языка. Как командовать ими?

—  А их капитаны?

—  На том свете.

—  Лейтенанты?

—  Там же,

—  Но ведь есть, наверное, знаменосец, еще кто-то?

—  Да, но ему снесло челюсть. Нечеткая речь…

—  Я заставлю бретонцев слушать себя, — заявил д'Ар­таньян. — Они уже знают, что такое тысяча чертей, и я научу их сегодня, что такое миллион.

Пришпорив лошадь, д'Артаньян очутился во главе сво­его небольшого отряда. Наконец-то он получил возмож­ность погибнуть во всей красе, ибо любой герой отчасти актер.

Он быстро пересчитал бретонцев. Их оказалось семьде­сят два человека.

— Отлично, — подумал д'Артаньян, — три четверти я потеряю в схватке, значит, останется человек двадцать. Тут можно порезвиться.

И он осмотрел бретонцев, стоявших поодаль как ни в чем ни бывало. Сражаться было для них примерно то же самое, что путешествовать по неведомому морю. Затем д'Артаньян выхватил шпагу.

Не придавая значения пустяковой атаке, граф Фуэнтес велел пушкам бездействовать. Роковая оплошность, ибо лишь пушки были в состоянии сокрушить бретонский гранит.

Схватились врукопашную.

В панцыре своей гордыни и славы испанская пехота взи­рала с презрением на кучку малорослых людишек, осме­лившихся бросить им вызов.

Но эти невзрачные люди с узловатыми тяжелыми рука­ми умели дробить крепчайшие скалы.

На испанца они смотрели как на краба или лангуста. Послышался яруст. Работая сообща, как моряки в бурю,

они шли от одного к другому, как от снасти к снасти. А если и вырывался порой грубый звук, то это было слово делового сообщения, предназначенное для человека своей расы, чтоб подбодрить его именем кельтских богов.

Д'Артаньян сиял от счастья. Его шпага служила им ру­лем. Клонясь то на левый, то на правый борт, он рассекал испанские волны.

Извлеченные из своего панциря, старые вояки Фуэнтеса стали жертвой французов, которые бросились на них в ата­ку в третий раз.

Но сколь быстро ни продвигался герцог Энгиенский, д'Артаньян его опережал. Вскоре он очутился один в гуще испанцев, где слышалось лишь кряхтение бойцов, соверша­ющих свой труд.

Меж тем старому Фуэнтесу делали перевязку: одна пу­ля угодила ему в руку, другая — в голову, этот пернатый двойник сердца. Едва были стянуты узлы, как Фуэнтес увидел француза, который в безумном порыве пробился сквозь его ряды и, кажется, собирается нанести ему визит, не предуведомленный кавалерией и не предваренный хотя бы рокотом пушек.

Граф разбирался в зверях такой породы и знал, как их укрощать. Несколько неторопливо привнесенных слов бы­ли тут же подхвачены хирургом, который приблизился к офицеру и передал приказ.