Влюбленный д'Артаньян или пятнадцать лет спустя

— Постарайтесь, чтоб какая-нибудь пуля меня убила. Слабая улыбка озарила лицо д'Артаньяна.

— Господин де Ла Ферте, я сделаю все от меня завися­щее чтоб служить вам проводником в тот мир, раз вы так желаете этого. Но если веревочка оборвется, и я паду рань­ше, вам придется действовать в одиночку.

В эту ночь, накануне победы, которая прославила его на всю жизнь, герцог Энгиенский спал как дитя.

Зато д'Артаньян не сомкнул глаз. Его память уподобля­лась саду, где скользил образ Мари, звучали и замирали ее слова. Но в этом саду не было ни скамейки, чтоб присесть, ни фонтанов, чтоб утолить жажду. Лишенные листвы де­ревья подпирали небо. Стояла осень.

Что же касается Пелиссона де Пелиссара, то его мозг был занят одной из тех невероятных проблем, решение которых поддавалось только ему, притом во сне. Однако Пелиссар был слишком серьезным математиком, чтоб за­быть решение в момент прбуждения.

19 мая, едва забрезжил рассвет, герцог Энгиенский, не протерев еще глаза, уже выяснил, что лес, примыкавший к его левому крылу, кишит от проникших туда мушкетеров врага.

Раздосадованный этой порцией испанского шоколаду, преподнесенного ему в горячем видедаещевстоль ранний час, он предложил отвести войска подальше с тем, чтоб схватиться где-нибудь в другом месте. Внезапно тот самый дворянин с бледным лицом, которого мы видели еще нака­нуне, очутился в палатке генералиссимуса.

— Это вы, граф? У меня не ладится дело. Испанцы появились слишком рано, вы — слишком поздно. Мне до­стаются в утешение лишь фиги.

И он протянул незнакомцу блюдо с фруктами.

— Простите мне, военному человеку, его утренние при­вычки, монсеньер.

— Да, вижу… Вы поднялись в такую рань, а я все еще потягиваюсь в постели.

— Я только прогулялся по лесу.

— Вы сказали по лесу?

— Совершенно верно, монсеньер.

— И вы можете поклясться, что гуляли там сегодня утром?

Незнакомец улыбнулся улыбкой, в которой была неко­лебимая уверенность француза.

— Прогулка не стоит клятвы, монсеньер.

И он смахнул два-три стебелька, налипших на сапоги.

— Но, господа, — обратился герцог к офицерам своей свиты, — не вы ли уверяли меня, что этот лес захвачен врагом? Никто не желает давать пояснений? Я вижу, меня разбудили с тем, чтобы обмануть.

Тогда один из офицеров, судя по срывающемуся голосу человек молодой и кавалерист, если учесть, как он разби­вал на скачущие слоги каждое произносимое им слово, по­пытался отвести подозрение:

— Монсеньер! По нашим сведениям испанцы проникли туда в четыре часа утра.

— Значит, следовало меня разбудить.

— Да, следовало…

— Ну так в чем же дело?

— Господин де Шантальбажак, — вмешался в разговор дворянин с бледным лицом, — хочет сказать, что была возможность прогнать неприятеля, но не было возможно­сти разбудить вас.

Герцог Энгиенский кусал свои полные губы.

— Это качество присуще монсеньеру, как Александру Великому, ему спалось слаще всего накануне победы. Ис­тинные герои побеждают, потягиваясь в постели.

Отказаться от такого сравнения было трудновато.

— Но вы, граф, раз вы поднялись в такую рань, расска­жите нам про этот лес.

— О… я слышал всего лишь как что-то свистнуло мимо уха.

— Вот как! Пули из мушкета?

— Змеи или пули, сам точно не знаю.

— И чем же вы ответили этим змеям?

— Поскольку меня сопровождал отряд превосходных кавалеристов… Я думаю, вы представляете себе, монсень­ер, что такое лес?

— Продолжайте вашу мысль.

— Лес все равно, что женщина.

— Что вы имеете в виду?

— Его нужно прочесать. Лучше всего с помощью кава­лерии.

— И что запуталось в волосах?

— Бог мой… Там были люди, которые тоже гуляли. Вполне простительная вольность.

— Простительная?..

— Ночами в Кастилии так жарко.

— Вы полагаете, это единственная причина для прогулок?

— Мне кажется, этим визитерам следовало объяснить, что они недостаточно знают местность. Догадавшись, что они заблудились, я указал им дорогу к реке.

— И они ваш совет приняли?

— Одна треть воздержалась. Они предпочли умереть, но отказались от холодного купанья.

— Треть? Но ведь это похоже на бойню, граф?

— Было бы безнравственно, монсеньер, препятствовать испанцам быть, испанцами и не проявить своего темпера­мента.

Воцарилось молчание. Герцог Энгиенский посмотрел на дворянина с бледным лицом, затем на своих.офицеров. Улыбка мелькнула на его губах, но он тут же поспешил стереть ее с лица.

— По коням, господа! По коням! Покажем тем, кто умеет рано вставать, что мы тоже кое-чего стоим.

Часом позже левое крыло испанской армии было отбро­шено назад. В ту же самую минуту из леса, уже прочесан­ного ранним утром, выступила пехота Гассиона.

Жан де Гассион был великолепным воином. Несколько лет спустя, будучи уже маршалом Франции, он завершил свой жизненный путь. А начал он в 1625 году простым солдатом в роте пьемонтского принца.

В те времена начинали с солдата, чтоб сделаться воена­чальником, что несравненно лучше, чем учиться военному ремеслу, став предварительно генералом.

Взятый в тиски герцогом Энгиенским и Гассионом, Аль­букерк отступил. Его ряды смешались, все связи наруши­лись.

На другом фланге армии положение было прямо проти­воположное.