Влюбленный д'Артаньян или пятнадцать лет спустя

Герцогу Энгиенскому, внучатому племяннику Генриха IV, было тогда двадцать два года. Его роль сводилась к тому, чтоб остановить испанцев, предводительствуемых Франсиско де Мельосом.

Мы видели вступление Испании в Тридцатилетнюю войну. Мы поняли, почему после того, как Оливарес впал в немилость, а договор о всеобщем мире исчез, Испания хо­тела во что бы то ни стало добиться решающей победы.

И потому Франсиско де Мельос собрал вечером своих офицеров за стаканом амонтильядо и сообщил им, что возьмет в течение трех дней Рокруа и неделю спустя станет лагерем в виду Парижа.

Лишь граф де Фуэнтес, старый прославленный солдат, заметил, что между Рокруа и Парижем препятствия будут вырастать сами собой, словно сорняки из-под земли.

Полученный герцогом Энгиенским приказ гласил, что нужно защищать границу. Но у герцога была еще и проти­воречащая этому инструкция ни в коем случае не ввязы­ваться в битву, поскольку под его началом было всего двад-

цать две тысячи человек, в основном новобранцев, против двадцати четырех тысяч испанцев, обстреляных и бывалых солдат.

Среди французов мнения тоже разделились. Следуя до­водам благоразумия, маршал де Пелиссар советовал оста­вить часть сил в укрепленном Рокруа, другую же, большую часть, употребить на беспокоящие противника действия.

Два высших офицера, Ла Ферте-Сенектер и д'Эспенан, разделяли эту точку зрения.

Зато Гассион и Сиро жаждали рукопашной.

Юный принц колебался, находясь, с одной стороны, под обаянием Пелиссона де Пелиссара и с другой — разделяя мужественный порыв Гассиона и Сиро.

Если давать битву на равнине Рокруа, то необходимо одолеть Шампанское ущелье, единственный проход, удер­живаемый испанцами.

Накануне военного совета герцог Энгиенский, которого следовало бы уже именовать великим Конде, имел довери­тельную беседу с неким дворянином, только что приска­кавшем в его лагерь. Этот дворянин поразил всех, кто его видел, бледностью своего лица и благородством манер.

Встреча длилась четверть часа. По ее завершению глав­нокомандующий пришел к окончательному решению: со­стоится битва.

Преодолев 18 мая ущелье, французская армия раздели­лась на две части: левым крылом командовал де Пелиссар, правым — герцог Энгиенский.

Правое крыло испанцев находилось под началом дона Франсиско де Мельоса, левое — под началом герцога Аль­букерка. Граф де Фуэнтес командовал резервом, состояв­шим из опытной пехоты.

Если маршалу Пелиссару необходимы были для переме­щения две позаимствованные для этой цели ноги, то вось­мидесятилетнему подагрику Фуэнтесу для этого требова­лись носилки.

Ферте-Сенектер, по прозвищу Ферт и Снятый Крем, распоряжался теми войсками, которыми руководил Пелис­сон де Пелиссар. Все понимали, что обширный ум маршала не мог вникнуть во все мелочи военного обихода.

Имея Ла Ферте-Сенектера в качестве первого замести­теля и д'Артаньяна в качестве первого помощника, Пелис­сон прочно стоял на обеих ногах.

Известно, что сражения состоят из случаев. Некий слу­чай произошел в тот же самый день.

Один из батальонов на левом крыле французов нахо­дился под командованием О'Нила. Мы уже имели возмож­ность познакомиться с этим шотландским дворянином во время четвертой, несостоявшейся дуэли между д'Артанья­ном и Бюсси-Рабютеном.

О'Нил отправился на войну с традиционной бутылью, с которой он, впрочем, никогда не расставался. Может быть, оттого, что меланхолия путешествий оказала на него свое пагубное влияние, может, фамильное лекарство утратило крепость, но только бутыль в течение двух дней была опо­рожнена. К счастью, шотландских офицеров на француз­ской службе было не так мало, и у капитана О'Нила слу­чился близкий родственник по имени Тен Босс, который служил в осажденном гарнизоне Рокруа. По странному сте­чению обстоятельств О'Нил и Тен Босс были поразительно похожи друг на друга по комплекции и по цвету волос. Поэтому нет ничего удивительного, что целебный напиток влиял на их близкие сердца одинаковым образом и казался им обоим одинаково вожделенным.

Общность взглядов стала причиной того, что капитан О'Нил задался целью: едва Рокруа будет освобожден, нане­сти родственнику визит. О'Нил знал, что такой воин, как капитан Тен Босс, не мог запереться в осажденном городе, не запасшись предварительно семью-восемью бочонками лекарственного напитка.

18 мая в шесть утра О'Нил ощутил прилив неудержимой нежности к старому товарищу по оружию. Мысль о том, что тот находится рядом, не подозревая о близости друга, при­чинила капитану столь сильное огорчение, что он напра­вился напрямик к осажденному городу.

Выяснилось, что он в высшей степени рассеянный чело­век, господин О'Нил.

Он позабыл о том, что вся испанская армия была в этот момент развернута между ним и Теном Боссом.

Однако, несмотря на рассеянность, солдаты его очень ценили, заранее уверенные в том, что место, где они ока­жутся со своим капитаном, будет отмечено особой благо­датью.

Таким образом, весь батальон устремился следом за О'Нилом.