Влюбленный халиф

Увы, лепешки действительно подгорали. Лишь гнев мешал Мариам услышать этот ужасный для любой уважающей себя хозяйки запах.

И чем больше гневалась Мариам, тем шире улыбался Нур-ад-Дин. Улыбался тому, что, пусть в мелочи, но оказался прав. И тому, о Аллах, как же признаться в этом самому себе, что сейчас Мариам, его давняя знакомая Мариам, была удивительно хороша! Гнев ее даже омолодил.

«Аллах всесильный, — подумал Нур-ад-Дин с некоторым раскаянием, — что значит „омолодил“? Да она просто совсем молодая женщина! Молодая и такая прекрасная! Почему я решил, что она старуха?»

— И этот человек еще смеет улыбаться мне в лицо! Он назвал меня плохой хозяйкой! Да будут свидетелями моих слов и небо над головой, и тополь у стены, и сами стены этого дома! Никогда у меня еще не сгорали лепешки, никогда они не превращались в…

И тут сама Мариам услышала предательский запах. Увы, сегодня это случилось… Черная корочка, должно быть, уже появилась…

Вскрикнув, почтенная женщина бросилась к печи и начала лихорадочно вытаскивать оттуда лепешки. К величайшему разочарованию Нур-ад-Дина, они были удивительно хороши и румяны. Ни пригоревшей корочки, ни черных пятен на аппетитных боках лакомства, до которого он сам был великим охотником, а Мариам — непревзойденной мастерицей.

— Я же говорила! — торжествующе воскликнула она. — Чтобы у меня подгорели лепешки? Да этого просто быть не может! Такого не допустит и сам Аллах всесильный и всемилостивый!

— Он так и останется в неведении, мой друг?

— Должно быть… Мне отчего-то не хочется, чтобы удивительным видениям этого почтенного человека нашлось обыденное объяснение. Уж если чудеса случаются, то пусть будут настоящими.

— Пусть, мой друг… — В голосе мага отчетливо слышна была улыбка. Так, должно быть, может улыбаться учитель успехам своего усердного ученика.

Нур-ад-Дин удрученно склонил голову. Сейчас его паника казалась ему еще более нелепой. Но, увы, объяснения ей он все так же найти не мог. И предстояло еще объясниться с уважаемой Мариам… И, конечно, извиниться перед ней.

Причем, извиниться не единожды. Ибо платье ее было мокрым от ворота до подола — он, Нур-ад-Дин, не пожалел воды для спасения уважаемой ханым; кроме того, он, неуклюжий глупец, поставил под сомнение честь Мариам как хозяйки, что было — о, с этим не может не согласиться любой опытный мужчина! — провинностью куда более тяжкой, чем даже сотня ведер воды.

Почтенный купец склонил голову, прикидывая, с чего начать разговор. Мариам, уперев руки в бока, сверлила его насмешливым взглядом.