Вместе

Дорогая Дилейни!

Мне нечего терять, поэтому буду говорить все, что приходит мне в голову. Много лет я безуспешно пыталась ввести в обиход слово “техноконформизм”. Но, видимо, такое происходит только само по себе и нельзя внедрить слово в лексикон искусственно. Понимаешь, мои подростковые годы пришлись на 1980-е. Мы были настолько комично антиавторитарны, антикорпоративны и антиконформны, что я помню, как меня приводил в бешенство даже местный продуктовый магазин.

Ваше поколение было самым конформистским в истории, но те, что приходят за вами, становятся еще большими конформистами. Мне не нравится об этом говорить. Но подумай. Все вы владеете одной и той же моделью телефона. Вы радостно предоставляете свои персональные данные самой монополистической и жадной корпорации в истории. Вы, ваше поколение, постоянно стараетесь демонстрировать эмпатию, интеллект и политическую активность. Вы бойкотируете компании (и людей) за самые мелкие прегрешения. Но для этой компании – компании, где ты теперь работаешь, компании, которая имеет самые мощные возможности контролировать все, что мы знаем, покупаем и делаем, компании, которая добилась самой большой и пугающей концентрации власти и богатства в человеческой истории, – ты почему-то делаешь исключение. Мне этого никак не понять.

Твоя

Агарвал

От письма Дилейни стало только хуже. Она забралась под одеяло и накрыла голову подушкой. Пискнул телефон – она забыла его отключить. Предупреждение, что она еще не заполнила ИУЛО (Исследование Удовлетворенности Личным Общением) для всех пассажиров автобуса; все они, конечно же, уже выставили свои оценки ей. Она не стала на них смотреть, засунула телефон под матрас и не вылезала из кровати до понедельника, изредка просыпаясь и снова засыпая с одним и тем же чувством тупого отчаяния.

***

Алессандро сказал, что ему жаль, что она покидает “СутьСюжета”. Она пробыла здесь две недели, работая преимущественно над исследованием шуток в кинокомедиях – какое количество идеально, а какое уже чересчур (54 и 77). Дилейни сказала, что ей тоже жаль уходить.

– Но я рад, что ты уходишь недалеко, – добавил Алессандро. – “Отслеживание движений глаз” тесно связано с нашей работой в “СутиСюжета”, как ты, наверное, понимаешь. Возможно, если тебе понравится то, чем занимается команда Эрика, ты в итоге останешься на нашей стороне кампуса. Нам нужны такие, как ты.

Когда он произнес последнюю фразу, на его лице внезапно отразилась паника. Слова “такие, как ты” повисли в воздухе, пока он и Дилейни осмысляли их на предмет оскорбительности. Что-то в них было не так, и Дилейни понимала его испуг. Но через несколько секунд, завершив проверку, они убедились, что все в порядке, и Алессандро – который явно успел живо представить себе позорное увольнение и вечное клеймо на своем лбу – расслабился.

Он сопроводил Дилейни к новому месту работы, где их встретил очень высокий мужчина с огромной бородой, похожей на гирлянду из черного лишайника.

– Эрик, – представился он и пристально посмотрел на Дилейни. – Рид? – спросил он и показал на себя: – Льюис и Кларк.

Дилейни понятия не имела, о чем он.

– Гуманитарные школы Северо-Запада! – пояснил Эрик и до того надсадно расхохотался, будто всю жизнь заставлял себя смеяться и его легкие с трудом это выдерживали.

Ее удивило, как много “совместных”, оказывается, идентифицируют себя с учебными заведениями и пытаются через них найти точки соприкосновения друг с другом.

Эрик повернулся к Алессандро:

– Просто уточняю: требуется соглашение о неразглашении?

– Да, – подтвердил Алессандро. – Я вернусь в десять. И не забудь, что в полдень праздник Бейли. Так что у тебя полчаса.