Вместе

Джоан было под тридцать, ее стройное гибкое тело обтягивало белое трико. Прежде чем Дилейни успела что-то сказать, Джоан вгляделась в ее камеру и слегка улыбнулась, поняв, что камера выключена. Дилейни тоже осмотрела Джоан на предмет записывающих устройств и, не найдя ни одного – а также ни одного кармана, молнии или липучки на ее одежде, – для перестраховки взглянула вверх, в яблоневые ветви, неосознанно повторяя за Хансом-Георгом.

– Все нормально, – сказала Джоан. – Я знаю места в кампусе, где можно расслабиться. Ну и вообще я не как все. У меня есть… как бы это сказать… определенные привилегии. Хочешь прогуляться? Ты уже была на треке? – Она показала на петляющую розовую линию вдали.

Дилейни последовала за ней. Джоан Фам шла по кампусу, кивая знакомым, но не замедляя шага. Она была самым уверенным в себе и естественным человеком, которого Дилейни встречала здесь.

– Вижу, ты еще не привыкла к тутошней одежде, – заметила Джоан. – К стилю сексуальных супергероев. Там, – она указала подбородком на дорожку для пробежек в ста ярдах впереди, – нам будет проще поговорить.

Проложенный год назад трек шел вокруг всего кампуса, почти вплотную к двенадцатифутовой металлической ограде – украшенной завитушками в стиле ар-деко, но от этого не менее внушительной, – которая отделяла территорию “Вместе” от общественного променада, опоясывавшего Трежер-Айленд по периметру. Дорожка быстро завоевала популярность среди “совместных”, и через шесть недель ее пришлось расширить, чтобы вместить всех желающих пешеходов и бегунов, а затем и велосипедистов и самокатчиков, однако езду по ней на любых моторных средствах передвижения запретили, чтобы не подвергать опасности окружающих.

Но, как и с любой хорошей задумкой, проблемы без конца возникали. Поначалу из-за того, что рядом с периметром теперь собиралось много “совместных”, обычные люди находили причины прогуляться мимо ограды или посидеть рядом с ней. Они фотографировали “совместных”, заговаривали с ними, передавали им записки и просили совета, как устроиться на работу во “Вместе”. Тогда высадили живую изгородь – плотный бамбуковый лесок, и какое-то время казалось, что уж теперь-то все в порядке, однако бамбук стремительно разрастался. И вскоре бездомные, что обитали в самодельных палатках и лачугах под эстакадами, решили, что под сенью бамбуковой стены будет житься куда приятнее. И буквально за пару недель между водами Залива и кампусом выросло кривобокое кольцо из палаток и навесов – наглядная демонстрация, что общество понятия не имеет, что делать с теми, кого оно отвергло. Кроме того, этот стихийный лагерь еще и довольно прямо намекал на то, к чему приводит уход от налогов, практикуемый корпорациями.

Когда эта проблема всплыла – в соцсетях, само собой, ведь такого понятия, как “новости”, больше не существовало, – Мэй Холланд высказалась блестяще: “Эти люди заслуживают нашего уважения и заслуживают достойной жизни. Мы работаем с федеральным и местным правительствами над долгосрочным решением, которое поможет им всем”.

– Значит, ты вообще не в курсе, кто был на твоем “ЗнакоМы?” – спросила Джоан. – Ты наверняка знаешь проблему при покупке с авиабилетами: ты смотришь цену, потом уходишь с сайта, а когда возвращаешься, билет уже дороже на пятьсот баксов. Так вот, парень, который написал приложение, фиксирующее цену на билет, был в твоем автобусе. И женщина, что придумала “Весы”.

Про “Весы” Дилейни знала. Это было приложение, которое могло определить вес человека по фото или движущемуся изображению.

– И что ты об этом думаешь? – взглянула на Дилейни Джоан.

– О “Весах”? Это здорово.

– Да не о “Весах”. “Весы” кошмарны, и ты это знаешь. Я о поездке.

– Ну… Все нормально, – сказала Дилейни.

Джоан остановилась.

– Хватит гнать пургу, – объявила она.

Она как будто совершенно ничего не боялась. В глазах всех остальных людей в кампусе Дилейни всегда видела страх – боязнь оскорбить, сказать что-нибудь не то, быть неправильно понятым и пострадать из-за этого. Их лица всегда слегка подергивались, потому что человек не чувствовал себя свободным ни в словах, ни в действиях. В лице Джоан не дергалось ничего. И это было удивительно.

– Мне было очень обидно. – Дилейни неожиданно поняла, что впервые признала это.

Да, она была растеряна, зла, поведение экскурсантов казалось ей жестоким и тупым, но до этого момента она не осознавала, насколько все это ее ранило. Джоан ускорила шаг, и Дилейни была благодарна ей за это. Сосредоточившись на движении, стараясь не отстать от Джоан, она была не так сконцентрирована на отповеди за свое фиаско.

– Я знаю, что ты очень старалась, – говорила Джоан. – Но, во-первых, в твоей задумке было слишком много неизвестных. Список необходимых вещей неполный, а главное – ты не объяснила людям, чего им ждать.

Дилейни попыталась возразить, дескать, она объяснила все, как могла, – составила многостраничное описание с парой дюжин ссылок! Но Джоан покачала головой: