Вместо громких слов

Утром я увидела в зеркале утопленницу. Я ничего не взорву. Я буду пытаться удержать на поверхности волны наш прохудившийся плот. Ничего более надежного, теплого и светлого мне просто никогда не найти. Да и нет таких сил – искать облако-рай, и самое главное – мой слабый и никому не заметный протест Саше уже не поможет. Идет настоящая охота.

Какие-то дни я прожила в полном отупении. Копировала тексты Виктора, которые он присылал на мой комп, выкладывала на своих страницах и больше туда не заглядывала. Бурные дискуссии Виктор поддерживал язвительными комментариями. Я прочитала два из них. Боже, это был когда-то умный, ироничный и критичный по отношению к себе человек. В нем, наверное, затаился при зачатии злобный, завистливый и тупой карлик-близнец. Дождался своего часа.

Невозможно было отбиться и от телешабаша. Виктор, прекрасно зная, что у меня отторжение к большинству передач в принципе, включал самые дикие шоу на тему беды Саши Горина на полную громкость. Зато я поняла одну вещь. Саше уже не хуже и не лучше от того, что я у себя дома слушаю эти античеловеческие вопли. У моей домашней пытки один объект – я. Вывод можно продолжить: возможно, вся эта остервенелая, бессонная ненависть – она лишь технически направлена на мужчину, с которым когда-то изменила жена. А на самом деле травля Горина всего лишь инструмент уничтожения меня. И в этом адском замесе видно, как жалок и слаб мой Виктор-победитель. Он хочет казни моего эпизодического любовника, надеясь причинить мне этим страшную боль. Но он не может оттолкнуть, прогнать или выпустить из рук меня. Он не в состоянии прекратить хотя бы на время пытку нашей постыдной, уродливой близостью. Он не может без меня ни пить, ни есть. Он по-прежнему ищет моего мнения и соучастия по любому поводу. И понимание своего унижения зависимостью делает его окончательным тираном.

Из ора телевизионных передач я знала, как плохи у Саши дела. Откровенно подставные адвокаты, которые его компрометируют и топят. Безумные прогнозы прокуроров, требования компенсации на сотни миллионов, которые озвучивает на тех же каналах обильная толпа «иждивенцев» разной и условной степени родства с покойным водителем.

Однажды вечером я не пошла с мужем в спальню, сказала, что должна наконец заняться своей работой. Просидела за компьютером почти до рассвета. Потом прилегла на диване и впервые с момента возвращения домой уснула, не ощущая бетонной плиты над своей головой и липкой, гадкой горечи в груди. Проснулась с ясной мыслью. Когда Виктор склонился надо мной, притворилась крепко спящей. С вечера он говорил, что поедет в хороший хозяйственный магазин: у нас стала плохо работать духовка, а Виктор все ремонтировал только сам. Я дождалась, когда за ним захлопнется дверь, встала и взяла телефон. За пятнадцать прошедших лет я ни разу не звонила Саше. Мы, конечно, виделись на просмотрах, в коридорах студий. Обменивались короткими фразами, и при прощании он неизменно говорил:

– Я давал тебе свой новый номер? Не проверяй, сохрани на всякий случай. И твой давай я проверю. Может, позвонишь.

Временами до меня долетали слухи о новой женитьбе или очередном разводе Горина. Но все знали, что живет он постоянно в своей холостяцкой квартире. «Горинская квартира», его тыл, место спасения от оков семейной жизни, всегда была поводом для добродушных шуток.

Я набрала его телефон, последний номер контакта «Саша». Кстати, он менял номер совсем не так часто, как давал мне. А я только сейчас подумала, что Виктор все эти годы наверняка проверял мой телефон.

– Привет, Ира, – ответил голос Саши после двух гудков. – Я рад, что ты позвонила.

– Здравствуй. Я позвонила, чтобы голос услышать. Только сейчас сообразила: я не знаю, что тебе сказать.

– А не надо говорить. Просто… Взяла бы и приехала. Первый раз. Как говорится, до сих пор не было подходящего повода.

Я как будто в темной душной пещере наткнулась на открытое окно. Господи, как все просто. Нам нужно увидеться. И что бы там ни случилось, что бы он ни говорил, какие бы претензии мне ни озвучил, я лишь так, только рядом смогу рассмотреть его горе и мое преступление.

– Да, – сказала я уверенно, – конечно, я только душ приму и приеду.

– Запиши адрес, – хорошо поставленный голос Саши вдруг треснул, как сплошной лед под горячей струей. – Знаешь, я, кажется, лет сто никого не пускал к себе.

– Догадываюсь. А я столько же ни к кому не ездила в гости. Как удачно все сошлось. Адрес я помню. Ты сказал мне его там и тогда. В нашей избушке на два дня. Примерно представляю, как ехать.

Саша Горин, мой любовник эпизода, открыл мне дверь своей квартиры-убежища, едва я прикоснулась к звонку. Он показался мне не просто красивым. Он был значительно прекраснее, чем обычно, чем на самом удачном крупном плане. Как золотая статуя Аполлона, обожженная адским пламенем. На потемневшем лице зеленые очи, открытые и ясные, омытые росой страдания, боли, истины. А я только в его прихожей сообразила, что забыла подкраситься.