Вначале будет тьма // Финал

И вот на исходе второго часа, между любовной историей на фоне изуродованной Москвы под названием «Принцесса и оленевод» и юмореской «Кракозямба» о первых робких шагах бойфренда героини в искусстве кунилингуса, у Димы в голове неожиданно и четко, как на вокзальном табло, высветились три слова: «Графомания – это убийство». Несколько минут он любовался жестокой красотой фразы, не пытаясь ничего осмыслить, а потом – тоже внезапно, разом – ему открылся безупречный силлогизм, раскрывающий ее глубокий смысл. В самом деле, когда человек читает или слушает текст, сам он в это время как бы не существует, временно растворяясь в повествовании, отдавая тексту кусочек своей жизни. Хорошие тексты дарят взамен новые идеи, очень хорошие – новые ощущения, гениальные тексты не мелочатся и не церемонятся, грубо вбрасывая читателя в новые состояния, о существовании которых он раньше и не догадывался. А графомания просто отбирает у человека время его жизни, не давая взамен ничего. И если графоманский роман, на который у читателя уходит в среднем шесть часов, прочтет сто тысяч человек, одна 70-летняя жизнь будет загублена целиком. Графомания – это убийство.

В телевизоре начались длинные вечерние новости, разумеется, тоже туго набитые футболом. Мелькнул короткий репортаж из Тоткинской больницы под заголовком «Все правильно сделал»: Остапченко в накинутом поверх тренировочного костюма белом халате под вспышки фотокамер входил в палату к восстанавливающемуся после травмы Арти Фишалю. В руках у него были сетка с апельсинами и большой круглый букет ярко-розовых роз в кокетливой кружевной обертке. Лежащий в кровати Арти, с правой ногой, заключенной в сложный экзоскелет из блестящего белого пластика, заметно дернулся при виде вошедшего, но в следующих кадрах уже белозубо улыбался и тряс руки всем: врачам, медсестрам, нападающему, неизвестно откуда взявшимся нарядным девочкам с бантами и шариками.

– Прогнозы врачей самые благоприятные. Как говорят у нас, до свадьбы заживет! – закончила сюжет диктор с радушной улыбкой и тут же посерьезнела. – Через несколько минут мы с вами снова переживем лучшие моменты триумфального выхода сборной России в финал. Но перед этим – еще один важный сюжет.

На экране появились кадры вчерашнего полуфинала, точнее, перерыва между таймами, потому что на поле, в самом его центре, стоял всего один человек – снова Канарский. Кажется, в том же самом костюме, в котором только что щеголял в студии. Он вещал в знакомой уже позе, подняв сжатую в кулак руку; черная гарнитура делала его похожим на пилота частного вертолета.

– Наши парни сейчас отдыхают. Готовятся ко второму тайму. Я видел… мы все, затаив дыхание, смотрели, как фантастически, героически они играли в первом, и я уверен, что победа будет за нами! Тут и говорить не о чем! Но сейчас я вышел, чтобы поговорить не о футболе. Я вышел сказать спасибо! Огромное спасибо всем, кто участвует в нашей благотворительной акции «Скатертью по жжж… жарко сегодня в Питере!». – Подождав, пока смех и аплодисменты на трибунах стихнут, Канарский продолжил: – Во всероссийской благотворительной акции «Скатертью дорога», чей генеральный спонсор и устроитель, как вы уже наверняка знаете, «Жменьков-банк». И на счете акции уже семизначная сумма! Напомню на всякий случай, зачем и для кого мы собираем деньги. И отвечу на вопрос, который мне задали уже очень многие: а почему эта акция называется благотворительной?

Оператор взял общим планом «Трибуну предателей», длинный аквариум с толстыми, в два сантиметра стеклами, в котором на расставленных с большими промежутками стульях скрючились семь жалких фигур. С торцов этот групповой хрустальный гроб охраняли два рослых казака, стоящие по стойке «смирно» с шашками наголо, а над ним на электронном табло светилась красным собранная сумма. Камера задержалась на числе, потом план поменялся на крупный и плавно перешел от одного аквариумного обитателя к другому, ненадолго задерживаясь на каждом.

– Мы собираем деньги вот для этих вот… как их назвать? Граждан? Хотя какие они, к черту, граждане? Для этих неграждан! Да… Деньги на то, чтобы они могли уехать из нашей страны, нашей России – куда угодно! К чертовой бабушке! Туда, где их согласны будут терпеть. Потому что мы терпели их долго. Мы это умеем. Но даже нашему терпению пришел конец! Скажу честно: лично я, и не один я, считаю, что им самое место – в тюрьме! И еще совсем недавно они там и находились, но вчера личным указом Президента, – оратор разжал ненадолго руку и простер ладонь к небу, – были помилованы. С одним условием: в течение 48 часов после финального матча, после нашей победы – вон из России! Вон!

Стадион подхватил последнее слово и волной прокатил по периметру. Казаки-охранники вдруг ожили и сделали неожиданное: раскрыли зонтики. У одного он оказался черным, у второго – пестреньким, сине-лиловым.