Вначале будет тьма // Финал

– Га-га-га! Тридцатисантиметровые русские шары! Глубинный народ Мордора в восторге! – Оля хлебнула из бутылки, с ненавистью глядя в экран. – Представляешь, сколько их прямо сейчас гогочет? Сидят под драными коврами в своих вонючих норах, с водочкой, с пив… с «Балтикой» своей любимой, и гогочут. Наш-то как приложил англичашек! Так их, аристократов сраных! Рабский менталитет! Ах, Митя, ты ведь не понимаешь, как тебе повезло: ты тут все время, присмотрелся, принюхался, привык. Ты себе не представляешь, каково это – каждый раз возвращаться вот во все вот в это из нормального мира. Знаешь, еще в самолете, на посадке, сразу видно, кто отсюда: лезут молча, морда кирпичом, если, конечно, не успели еще поддать, всех расталкивают. Главное – успеть все свои баулы по полкам распихать, не глядя – лежит там уже что-то или нет, а если не лезет, кулаком утрамбовать! Меня-то, слава богу, давно уже за местную не принимают, я со стюардессами только по-английски говорю. А потом уже в Шереметьево стоишь среди всех этих рож и думаешь: «Оля, ну вот зачем ты вернулась? Что ты тут забыла?» А потом вспоминаешь: потому что должна. Потому что вот пишется здесь действительно лучше всего. Ты знаешь, Мить, единственное, что остается делать в этой стране, – это писать.

О том, что Оля пишет роман, Дима знал с первого дня знакомства. Жанр его она определяла как ироническую сагу в технике реверсивного нарратива, а в основе сюжета лежали отношения молодого бойца Росгвардии и его возлюбленной – бунтарки с хризолитовыми глазами и сложным характером. Боец, укушенный на разгоне митинга влезшим на мачту городского освещения оппозиционным школьником, проходит долгую череду эстетически-нравственных метаморфоз и в конечном итоге духовно оборачивается. Больше о романе ничего известно не было, поскольку Оля наотрез отказывалась показывать хоть что-то из неоконченного произведения.

Большинство Олиных подруг и знакомых тоже писали, довольствуясь, впрочем, малыми формами, так что все их совместные выходы поровну делились между посиделками в «Жан-Жаке» и походами на авторские чтения или презентации сборников рассказов молодых авторов, изданных в складчину тиражом в пару сотен экземпляров. Просто вдвоем они почти никуда не ходили, и временами Диме приходило в голову, что Оля, возможно, держит его при себе отчасти в качестве необычного аксессуара, выгодно подчеркивающего личные качества владелицы, которым можно пофорсить перед подругами. Чего-то среднего между новым айфоном и одним из африканских детей Анджелины Джоли. Видимо, три ночи с Лидой не то что изменили его – человек меняется крайне редко, если это вообще возможно, – а скорее активировали какую-то глубинную часть его личности, прежде спавшую. Потому что если Дима доапрельский от подобных мыслей гарантированно стал бы конченым неврастеником всего за пару ночей, то Дима нынешний просто допускал такой вариант отношений как один из вероятных – и, возможно, не самый плохой.

Последняя презентация запомнилась Диме особенно, потому что там его осенило пусть небольшое, но самое настоящее откровение. Проходила она в районе Чистых прудов в одной из отреновированных городских библиотек, облепленной стикерами с цитатами из классиков, бородами, очками, больше всего похожей на крафтовую пивоварню, только без пива. Миновав утопленный вровень с тротуаром вход с автоматическими дверями, Дима поразился обилию публики: зал, хоть и небольшой, оказался почти полным. Авторов на этот раз было целых восемнадцать; каждая зачитывала по одному из своих рассказов, вошедших в книжку. Дима, побывавший уже на нескольких подобных сходках, незаметно любовался сидевшей рядом Олей и мысленно загибал пальцы. Фраза «пусть обо мне говорит моя проза», за которой следует десятиминутное повествование о творческом пути автора, чьи сочинения еще в школе вызывали восторг одноклассников и ярость косной русички, – есть. Рассказ от лица кошки, обожающей свою стройную хозяйку с крапивными глазами, – имеется. Рассказ из серии «треп с подругой за бокалом красного о постаревших и поглупевших родителях с неожиданно трогательной концовкой» – ну а как же. Смешные зарисовки из офисной жизни немного неловкой, но очень милой и острой на язычок героини с глазами цвета травы – сразу в двух вариантах. Как только чтец замолкал, раздавались дружные аплодисменты, становившиеся, впрочем, с каждым разом несколько тише, потому что вместе с ними из зала утекали два или три человека – группа поддержки отстрелявшегося автора. Олина подруга выступала предпоследней, так что он сидел и слушал, слушал, слушал.