— Значит, ты просто какое-то время вроде как паслась поблизости, — кивнул Маш. — Понятно. Как долго ты там пробыла?
Она что-то пробормотала.
— Что-что? Я не расслышал.
— Две недели, — тихо повторила она.
— Две недели? В надежде на то, что он может захотеть с тобой повидаться?
— Верно. — Флета смутилась, и её щёки запылали.
— Ты, и в самом деле, на нём зациклилась! — Однако Маш тут же пожалел о вылетевших словах. — То есть…
— Ты всё верно понял, — сказала она, залившись краской уже полностью.
— Следовательно, ты спасла меня, приняв за него. И оставалась со мной, потому что он тебе нравился.
Она кивнула, явно ощущая неловкость.
— Ох, Флета… прости! Сам того не подозревая, я поставил тебя в неловкое положение!
— Нет, Маш. Ты сделал меня счастливой.
— Но ты ведь знаешь, что я отличаюсь от Бэйна — даже здесь, на Фазе! Без твоей помощи я бы уже пропал, и не единожды. И пропаду! Бэйн никогда бы не стал тебе обузой!
— Верно, он во мне не нуждался, — согласилась она.
Он всмотрелся в её лицо, начиная понимать.
— Тебе необходимо обратное: чтобы в тебе нуждались. — Потом Маш заключил девушку в объятия и поцеловал.
Но через мгновение его захлестнула новая мысль.
— Две недели… Ты опоздала присоединиться к другому табуну!
— Верно, — просто сказала она.
— И теперь я удерживаю тебя от того, чтобы его догнать. Это нечестно по отношению к тебе.
— Не так уж мне и хотелось присоединиться к иному табуну, — созналась Флета. — Лучше пастись на свободе, как в своё время паслась моя мать.
— Тогда я буду рад твоей компании столь долго, сколько сама пожелаешь, — улыбнулся он. — Она мне действительно необходима.
В небе на востоке возникла точка. Флета нервно запрокинула голову.
— Вероятно, это лишь птица, — выдохнула она. — Но если гарпия…
— Которая рыщет в поисках нас, — кивнул Маш. — Где мне спрятаться? — Они стояли на открытом лугу; поблизости не росло ни одного деревца.
— Возьми мои носки, — предложила девушка.
— Твои носки?
— Забери их! — настойчиво повторила она. Летающая тень приближалась, и Флета обернулась единорогом.
— Но это лишь часть твоего окраса! Я никак не…
Она выдула несколько нот. Маш пожал плечами и наклонился, чтобы дотронуться до её задней ноги. К своему удивлению он обнаружил, что золотой цвет легко снимается; через мгновение в его руках оказались два сверкающих носка, а ноги Флеты полностью почернели.
Она вновь приняла человеческий облик.
— Надевай их, быстро.
Маш натянул носки поверх ботинок и потрясённо выпрямился.
Его тело видоизменилось. Теперь он был каким-то животным золотистого окраса. Конём… нет, единорогом. За спиной переступали иллюзорные задние ноги. Маш подозревал, что его голова теперь тоже выглядит, как лошадиная, только увенчана рогом.
— Пасись, — шепнула Флета и тоже превратилась в единорога.
Маш наклонился вперёд, пытаясь сделать так, чтобы его иллюзорная лошадиная морда погрузилась в стебли травы. Кажется, ему это удалось, поскольку Флета ничего больше не сказала.
Крылатая тень оказалась крупной птицей — вероятно, стервятником. Он пролетел над их головами, не задерживаясь. Надо полагать, тревога была ложной, но Маш всё равно порадовался, что им не пришлось это проверять. Если птицей управлял Адепт, он увидел лишь двух пасущихся в поле единорогов. Зато сам Маш узнал ещё кое-что о своей очаровательной подруге!
Флета снова обернулась девушкой.
— Опасность миновала, — сказала она. — Но мы медлим в то время, как должны продвигаться вперёд. Думаю, я должна понести тебя на себе, дабы наверстать упущенное.
— Но я не хочу становиться грузом для тебя…
— Если нас заметят, сие будет ничуть не лучше груза! — нетерпеливо воскликнула она и вновь превратилась в единорога.
Маш уразумел её правоту. Быстро скинув с себя носки, он опять натянул их на задние ноги Флеты, а затем вспрыгнул ей на спину.
Она пошла шагом, затем — рысцой, потом припустила галопом. Теперь они летели, как ветер, стремительно оставляя за собой километр за километром. Она скакала прямо на юго-запад, направляясь к Пурпурной Гряде. Всё, что требовалось от Маша, — держаться.
Она принялась наигрывать на роге: чарующая музыка, чей ритм вторил перестуку Флетиных копыт. Маш обрадованно подхватил мелодию. Его отец отличался тонким слухом; к тому же, музыка являлась частью Игр, поэтому Маш умел играть на нескольких инструментах и научился хорошо петь. Будучи машиной, проблем со звучанием он не имел, но его голос и без того отличался особенной чистотой и ясностью. Тем более, что Маш всегда считал музыку одним из лучших способов приблизиться к иллюзии жизни и настоящих чувств. Разумеется, теперь он и в самом деле был жив, и это тело обладало почти таким же великолепным голосом, как его собственный. Поэтому он продолжал напевать, сначала вторя Флете, затем — импровизируя ей в тон. Для единорогов, если он верно понял, игра на роге и бег были неразделимы. Маш знал и то, что их совместное исполнение можно было считать истинным искусством, поскольку оба они были невероятно хороши в музыке. Несмотря на спешку, он находил в этом редкое удовольствие.