Я киваю, потому что говорить становится все сложнее. Так неловко в компании Никиты мне еще никогда не было. Ну зачем он меня поцеловал? Я хотела, мне понравилось, если бы была возможность, я бы прошла весь путь снова, но если ценой этому минутному удовольствию станет утрата наших теплых дружеских отношений, то лучше бы ничего не происходило. Это просто несправедливо!
– Ладно, давай двигаться, – предлагает Любимов. – Моя машина за поворотом. Тут с парковкой совсем беда.
С минуту мы молча идем по тротуару. Каждый из нас погружен в собственные мысли. Никита даже не пытается взять меня за руку, а я ведь уже привыкла к его прикосновениям и сейчас без тепла его ладони ощущаю неожиданный холод. Так теперь всегда будет? Тогда скоро этот парализующий холод снова проникнет и в мое сердце…
– По телефону ты сказала, что работаешь здесь. Что это за место? – внезапно спрашивает Никита с проскользнувшим в голосе любопытством, отвлекая меня от гнетущих мыслей. – Вывески нет. В навигаторе просто метка офисных зданий.
– Это долгая история, – произношу я, не уверенная, что могу поделиться с ним информацией о центре. Из соображений безопасности его адрес скрывается. Еще до того, как я впервые пришла за помощью, на центр было совершено нападение радикально настроенной банды, потому что девушка ее главаря скрывалась здесь после зверских побоев. После этого случая центр сменил прописку, а место перестали разглашать.
– Я не спешу. А ты?
– Это не моя тайна, Никита, – говорю осторожно. – Я не могу сказать.
– Подпольно наркотой торгуешь, Воскресенская? – шутит он мрачно.
– Не выдумывай. Это обычная работа. Я занимаюсь чем придется.
– Папа одобряет занятия чем придется?
– Это вопрос или осуждение? – парирую я.
– Ладно, согласен. Не хочешь говорить, я не настаиваю, – соглашается Никита иронично. – А на ужин скажешь, куда ты хочешь? Или тоже тайна?
– Предлагаешь мне выбрать?
– Предлагаю. Но если тебе все равно, то можем поехать в итальянское бистро на Ямской. Коля говорил, что там неплохая кухня.
– Я там ни разу не была.
– Это согласие?
– Я не против поехать туда.
Этот диалог – как игра в пинг-понг. Резкие короткие ответы, ни следа былой теплоты. Так я могла бы говорить с кем угодно.
Черт. Почему это так больно? Так не должно быть. Так мало времени прошло с нашего знакомства… Я же не могла?..
Мы доходим до машины, Никита в своей привычной галантной манере открывает для меня дверь и помогает сесть. Но прежде чем я сажусь, он склоняется надо мной, так что я вновь ощущаю аромат его лосьона после бритья, и лениво произносит:
– Расслабься, Рит. Я больше не стану целовать тебя.
– А я напряжена? – спрашиваю я, на самом деле напряженная, как струна, чувствуя, как мои лопатки прижимаются к металлической раме машины.
– Еще как.
– Ну, для справки, я напряжена не из-за того, что ты меня поцеловал, – выдыхаю я.
Никита улыбается мне в ответ, и твердые суровые черты его лица вдруг приобретают теплоту и мальчишеское очарование.
– Правда? А почему же?
– Потому что ты сказал, что это плохо, – выдаю резко. – Ни одной девушке это не понравится.
– Для справки, я сказал, что мне понравилось и я хочу еще. – Его голос становится ниже, а взгляд фокусируется на моих губах, которые все еще немного горят. – Это плохо совсем по другим причинам.
– Например?
– Я через неделю уезжаю, – напоминает он. – А ты… ты достойна лучшего.
– Я в курсе, что я – это я, – вспыхиваю я. – Если ты думаешь, что после одного поцелуя я стану обрывать твой телефон и умолять о продолжении, то ты крупно ошибаешься! Я не одна из твоих фанаток.
Внезапно он склоняется еще ниже. Его губы почти касаются моих.
– А после двух, Рит? Будешь умолять меня после двух поцелуев? Потому что я умираю, как хочу продолжить прямо сейчас. И плевать мне на последствия…
Глава 23
Никита
Говорят, что глаза – это зеркало души. Я считаю, что это ерунда, но с Ритой работает – у нее очень выразительные глаза, так что я точно улавливаю момент, когда ее возмущение сменяется любопытством, а следом – желанием. Целоваться она хочет не меньше, чем я. Проблема лишь в том, что, если я прикоснусь к ней еще раз, одними поцелуями я не ограничусь. А это… ну совсем лишнее.
Рита не одна из тех, с кем можно переспать и бросить. Она другая. Всегда была другой. Возможно, если бы я не знал о ней того, что узнал от отца и Коли…
– Непохоже, что ты готов продолжить, Любимов, – шепчет она с вызовом в ответ на мою медлительность и облизывает губы. – Много говоришь, а действовать – не действуешь.
На одно короткое мгновение я закрываю глаза и выдыхаю через нос, пытаясь овладеть внутренним демоном, который жаждет наброситься на Риту и повторить своими губами движение ее языка.
– И то правда, Воскресенская, – соглашаюсь наконец с горькой усмешкой и отстраняюсь от нее. И это дается мне с колоссальным усилием, потому что вжать ее в машину и целовать я хочу больше всего на свете. – Садись, и поедем.