Вне игры

Удовольствие как вспышка сверхновой заставляет меня вскрикнуть, а потом застонать глубоко и протяжно. И этот стон отскакивает от тишины голых стен, рикошетит в сердце, бьет в душу. Из моих глаз от бешеной концентрации облегчения и удовлетворения брызжут слезы. Я жадно хватаю ртом воздух, до боли стискиваю крепкие плечи.

Убрав пальцы, не давая мне опомниться, Никита входит в меня одним плавным, но неумолимым движением. Сразу глубоко, но стремится еще глубже. Перед закрытыми веками вспыхивают искры, по телу разливается что-то теплое, приятное, хотя и с отголосками чего-то болезненного. Никита шумно дышит. Его влажный лоб упирается в мой. Его темные сверкающие глаза берут в плен мои.

Он двигается чуть лениво, медленно, словно раскачивается. Мне этого мало, но я не хочу его торопить. С ним мне нравится быть беспомощной, доверчивой, отдавать контроль.

Никита, словно услышав меня, набирает темп. Там, где наши тела стали единым целым, полыхает огонь. Жар бежит по позвоночнику. Оттуда расходится по телу, охватывая меня целиком. Когда я конвульсивно дергаюсь, царапая его спину, я слышу его низкий протяжный стон. Он начинает двигаться быстрее, приподнимает ладонями мои ягодицы, подстраивая под себя.

Что-то с тумбочки с глухим стуком падает на пол. Хотя, возможно, это просто так отчаянно бьется мое сердце в груди. Я снова жалобно кричу, выгибаю спину. Никита ловит мои крики губами, а тело – руками.

Оргазм накатывает стремительно и продолжается маленькую вечность, за которую я успеваю достигнуть вершины и вернуться обратно. Кажется, я сотню раз произношу его имя. Слышу его ленивый удовлетворенный смех перед тем, как он сам содрогается в оргазме. Я все еще в прострации, реальный мир остался где-то за гранью, которую я успешно перешагнула, но, кажется, Никита на своем пике тоже произносит мое имя.

* * *

Кажется, я отключаюсь лишь на мгновение. Но на самом деле, когда просыпаюсь, за окном уже светло. Вот он, финал моей сказки. Сказки, которую подарил мне Никита Любимов. Мужчина, от которого, теперь уже совершенно очевидно, я без ума. Без надежды на взаимность. Без планов на будущее. И пусть. Ни о чем не жалею. Когда он уедет, я буду воскрешать в памяти эту ночь, находя в ней успокоение.

Я, конечно, подозревала, что Любимов окажется бережным и щедрым любовником, но то, что он позволил мне почувствовать в своих объятиях… Будто для него я самая большая драгоценность на этой земле, будто его руки созданы, чтобы меня обнимать, а губы – целовать. Будто я красивая, и нужная, и такая единственная. И будто не существует ничего, что может помешать ему в желании любить меня, защищать, обожать.

Сейчас я лежу к Никите спиной, не вижу его лица, но ощущаю его горячее тело рядом, как размеренно поднимается его грудная клетка, когда он дышит, как лежит его ладонь на моем обнаженном бедре. Мне не хочется шевелиться, мне хочется прижаться к Никите и остаться с ним навсегда, и если бы мне совершенно прозаично не нужно было в туалет, то я бы так и сделала. Закрыла глаза, прижалась спиной к его груди и еще немного продлила сказку, которую он мне дарил, пока реальность не ворвалась в ускользающую ночь.

Осторожно выбравшись из-под одеяла, хватаю с пола халат и натягиваю его на себя. Белье искать даже не пытаюсь. Кто его знает, куда Никита его бросил, когда снимал с меня ночью. При воспоминании о том, как именно он стягивал с меня трусики – зубами, – мои щеки начинают гореть. А стоит мне бросить взгляд на постель, где все так же безмятежно спит Никита, сердце наполняется сладким трепетом. Он такой… Потрясающий. Красивый. Сексуальный. Щедрый. Добрый, отзывчивый, нежный. Сильный, когда нужно. Может быть напористым, даже наглым. И иногда ужасно меня бесит. Но зато с ним я впервые ощущаю, что могу положиться на другого человека. Это такое потрясающее чувство – знать, что ты не одна…

Наивно, правда? Никита улетает через неделю, даже меньше. И он никогда ничего не обещал мне. Но он уже так много сделал для того, чтобы я не чувствовала себя одинокой, что даже возвращение Влада ушло на второй план. Подумать только: Зарецкий едва не придушил меня два дня назад, у меня на плечах синяки от его рук, губа рассечена, на щеке кровоподтек, а все, о чем я могу думать, – это Никита и наша ночь.

В туалете я задерживаюсь дольше, чем планировала. Посмотрев на взъерошенное отражение в зеркале, решаю принять душ. Не найдя фена, долго сушу волосы полотенцем, чищу зубы, пытаюсь привести себя в порядок. А когда выхожу, снова укутанная в огромный халат, сталкиваюсь лицом к лицу с Никитой.

От неожиданности я застываю, чувствуя, как смущение бросается в лицо, а адреналин – в кровь. И до боли в пальцах стискиваю узел на поясе халата.

– Доброе утро, – говорит он спокойно.