Вне игры

Я такая дура. Редкостная. Всю неделю как заведенная повторяла, что Никита ничего мне не обещал и не предлагал, тем самым оправдывая собственное глупое поведение, а теперь, когда предложил, повела себя как форменная идиотка. Не просто отказала ему, нет. Нагородила ерунды, обвинила черт знает в чем… А он в ответ сказал, что я ему дорога и ему хорошо со мной.

Наверное, это защитная реакция моей психики. Закрываться не только от боли, но и от любви. Почему? Потому что внутри я сломанная. Возможность еще раз полюбить и довериться, чтобы еще раз разочароваться, пугает меня. Да и, будем откровенны, я не верю, что кто-то настолько потрясающий, как Никита, может всерьез мною заинтересоваться.

Я скучная, пугливая и, да, сломанная. Никита ведь это сразу заметил, еще на папином юбилее, пусть тогда и не знал всего масштаба трагедии. Мне, конечно, очень хотелось перемен, я даже почти поверила, что мне под силу исцелиться. Но все мои громкие заявления о том, что я хочу жить, на поверку оказались лишь пустыми лозунгами. Потому что, столкнувшись лицом к лицу с возможностью перемен, я трусливо отступила.

– Спасибо, что подвез, – произношу чопорно, когда Никита, дождавшись, пока откроются ворота, заезжает во двор.

В горле комом стоят слезы. В желудок будто накидали камней. Я даже не знаю, чего хочу больше – сбежать или остаться, чтобы попытаться все исправить и объяснить Никите, что на самом деле я не думаю так, как говорю. Что в глубине души я…

– Ага, пожалуйста, – бурчит он в ответ, заглушая мотор.

– Ты не уезжаешь? – спрашиваю удивленно, наблюдая, как он отстегивает свой ремень безопасности.

– Серьезно, Рит? – изумляется Любимов, пронзая меня взглядом, а потом добавляет, не скрывая сарказма: – Ага, вот сейчас помашу тебе на прощание и уйду в закат.

Пока я вожусь с ремнем безопасности, Никита обходит автомобиль, открывает мою дверь и помогает мне выбраться.

Одно короткое мгновение соприкосновения наших рук, а мое сердце выходит на опасную частоту сокращений. Мне жарко. В голове вата, в груди – пожар. Я просто жалкая…

– Спасибо, – еще раз бормочу я, ощущая, как от смущения печет щеки. – Я… Э-э-э…

– Я с твоим отцом хочу поговорить, – видя мою полнейшую растерянность, поясняет Никита.

– Понятно.

– А потом, когда ты немного отойдешь, и с тобой.

– От чего отойду?

– От неотвратимости перемен в твоей жизни, – говорит Никита на удивление спокойно. Когда мы уезжали из дома его брата, казалось, что он взвинчен до предела, но сейчас от былого раздражения нет ни следа. – Не хочешь переезжать в Штаты – ладно. Готовься тогда, как обещала моей маме, летать по безвизу. В Латинской Америке полно таких стран.

– То есть мое «нет» ты не услышал? – уточняю я, не зная, плакать мне или смеяться. Потому что в глубине души я испытываю огромное облегчение от того, что Никита такой… легкий. И что он настолько хорошо меня чувствует.

– Услышал. Принял к сведению. Но не считаю, что ты сейчас способна размышлять на сто процентов здраво. – Он беспечно пожимает плечами. – Подумаешь еще, потом обсудим.

– Считаешь, что я передумаю?

– Без обид, Рит. Почти уверен. – Он улыбается, демонстрируя мне очаровательные ямочки.

– Почему?

– Потому что, если я тебя сейчас поцелую, ты мне ответишь. Я это по твоим глазам вижу, – шепчет он, внезапно наклоняясь так низко, что его дыхание касается моих губ.

– И как это относится к переезду? – выдыхаю я.

– Потому что целоваться со мной ты будешь хотеть все больше и больше. Как и я с тобой. Это очевидно.

И пока я ошарашенно смотрю на него, шокированная самоуверенностью, с которой он все это сказал, Никита мягко щелкает меня пальцем по носу и, захлопнув за мной дверь автомобиля, идет к дому. А я иду следом… Просто потому, что у меня нет других вариантов.

В доме нас с порога встречает отец. Я даже обувь снять не успеваю, как он хватает меня в медвежьи объятия.

– Пап, все нормально, – спешу я успокоить его. Представляя, что он испытал за эти дни.

– Сейчас еще нет, – вздыхает папа, выпуская меня из объятий. Он берет мое лицо в ладони и напряженно изучает следы агрессии, которые оставил на мне Влад. – Но скоро обязательно будет. Я не успокоюсь, пока этот урод не окажется за решеткой.

– Пап, пожалуйста, будь осторожен, – прошу я, прекрасно понимая, с чем, а точнее, с кем он имеет дело.

– Разберусь, Рит. Никита, – отец наконец обращает внимание на парня и крепко пожимает его ладонь. – Спасибо. Я рад, что моя дочь была с тобой.

Никита кивает.

– Поговорить можем?

– Да, в кабинет пойдем, – соглашается отец.

– А я? – спрашиваю я.

– Рита, – неодобрительно начинает он, хмуря брови.

– Она имеет право знать, – внезапно вступается за меня Любимов. – В конце концов, это ее безопасность. И ее жизнь.

Папа явно не привык, чтобы ему перечили, потому что, судя по его лицу, он готов отчитать Никиту за вмешательство. Но внезапно плечи его будто поникают, и он кивает.

– Значит, поговорим.