Учитывая, что в доме, кроме нас, никого нет, обсудить возвращение Влада мы могли бы и в гостиной, но папа идет в кабинет, будто там ему привычнее вести переговоры, и мы с Никитой молча следуем за ним.
Обстановка напряженная. И на душе тяжело. Я давно не видела папу в таком одновременно боевом и растерянном состоянии, но, наверное, это было ожидаемо. Все, что произошло с нами два года назад, было чересчур болезненным. И дверь, ведущая в прошлое, все еще не закрыта. Да и будет ли когда-нибудь закрыта, учитывая обстоятельства?
– Не буду тянуть, – говорит отец, опускаясь в массивное кожаное кресло спиной к окну. – Благодаря Никите, который своевременно поставил меня в известность о произошедшем, мы сработали на опережение. Я смог забрать записи с камер наблюдения в кинотеатре до того, как за ними пришли Зарецкие.
– Это хорошо, правда? – спрашиваю я, усаживаясь на край дивана.
– Этого достаточно, чтобы предъявить ему обвинения за нарушение судебного предписания, – отвечает папа, нервно барабаня пальцами по столу. – Но основная битва впереди.
– Пап, ты же знаешь его родителей…
– Я прекрасно знаю, кто его родители. Но и я тоже не на бобах сижу, – раздраженно бросает отец. – Людей подключили из Москвы. Два дня ублюдок пробудет в СИЗО, я постараюсь, чтобы там он и остался до слушания. На время к тебе приставим охрану посерьезнее – чтобы никто из его окружения не мог до тебя добраться. Одна никуда не ходи и, будь добра, ставь в известность обо всех своих планах меня или Никиту. Это не шутки. Я не успокоюсь, пока он не сядет.
Ого.
– Никита в пятницу улетает, – напоминаю я, ощущая, как болезненно сжимается от этой мысли сердце.
Отец хмуро переводит взгляд на моего лжепарня.
– Это правда. Со следующего понедельника у меня начинается предсезонная подготовка в Штатах, – говорит Никита спокойно. – Я обсуждал разные варианты со своим агентом. Маловероятно, что, даже если мы очень постараемся, сможем сделать Рите визу за неделю, но…
– Стоп! – Отец поднимает руки, призывая парня остановиться. – Визу для Риты?
– Я хочу, чтобы она была со мной, – твердость, с которой Любимов говорит это, поражает и меня, и папу. Словно для него не существует другого варианта.
– Ты хочешь увезти мою дочь в США? – уточняет отец, нахмурив брови.
– Я просто хочу, чтобы мы с Ритой были вместе. В данный момент в США, потому что у меня контракт еще как минимум на год. И рядом со мной она будет в безопасности.
– А ты? Ты тоже этого хочешь? – Отец вдруг пронзает взглядом меня.
– Мы с Никитой не сходимся в этом вопросе, – произношу я, избегая смотреть на Любимова. – Моя жизнь здесь.
– Мы
– Да уж, молодежь. – Отец озадаченно трет подбородок. – Быстрые вы.
– Я к Рите отношусь серьезно.
– Как будто бы я позволил тебе стоять здесь, если бы это было не так, – парирует папа.
– А меня никто слушать не хочет? У меня вообще-то жизнь здесь, – вставляю я.
– Какая жизнь, Рита? Два года не общалась ни с кем, кроме Лизы. В универ да в центр свой ездила таким же раненым, как ты, сама помогать, – отмахивается отец. – А жить не жила. Да и я не позволял. И хотя перспектива тебя какое-то время не видеть меня не радует, в твоем отъезде есть смысл.
– Класс! – огрызаюсь я, выбираясь из объятий Никиты. – Вот вы все и решили! Побегу собирать вещи. Тапочки в зубах вам принести?
– Рит!
– Я никуда не поеду! – цежу я. – Дальше можете без меня обсуждать
Покинув кабинет отца, я поднимаюсь по лестнице на второй этаж и закрываюсь в своей комнате. На мне позавчерашняя одежда, которую я с удовольствием скидываю, чтобы переодеться в домашнее, в телефоне – несколько неотвеченных звонков от Лизы. Вчера звонить ей я была не в состоянии, а сегодняшнее утро тоже как на американских горках. Все еще не могу отойти от предложения Никиты. А реакция отца? Вообще ничего подобного от него не ожидала! Он после смерти мамы таким собственником по отношению ко мне был. На любых парней в моем окружении волком смотрел. Влада ненавидел еще тогда, когда тот никаких поводов для этого не давал. А Никите прям зеленый свет на все дал: и на встречи со мной, и на ночевки, и вот даже на совместный отъезд на другой континент!
Переодевшись в домашние шорты и рубашку и плюхнувшись на кровать, я беру в руки телефон. Возможно, в моем взвинченном состоянии звонить впечатлительной Лизе – это безумие, но мне кажется, что я взорвусь, если с кем-то не поделюсь.
– Рита, ну, слава богу! Я уже не знала, что и думать… – скороговоркой выдает подруга, стоит мне набрать ее. – Коля сказал, что вы были в кино, а потом была драка и… Это правда, что
– Лиз, Лиз, – говорю я, стараясь успокоить ее. – Все нормально. Я дома.
– А Зарецкий?
– Он в СИЗО.