Вне игры

Когда подруга садится в такси, я долго стою у ворот, провожая взглядом удаляющуюся машину. Сотни раз это делала раньше. Не верится, что сегодняшний может оказаться последним.

Прежде чем зайти в дом, внимательно изучаю потемневшее небо на горизонте, будто хочу запечатлеть в памяти расположение звезд на всю оставшуюся жизнь. Кажется, что сейчас хочется запомнить все. И звезды, и камни на дороге, и то, как шумит листва деревьев в саду, которые когда-то любовно высаживала мама…

– Проводила? – Стоит мне войти в дом, в холле меня встречает отец.

Он в домашнем. Сегодня вернулся с работы рано, чтобы со мной пообедать, потому что знал, что вечером приедет Лиза и мне будет не до него…

– Проводила, – киваю я, глотая слезы.

– В своей жизни мы много раз кого-то провожаем, Маргарита. Это грустно, – произносит отец философски. – Но эта грусть во много раз компенсируется радостью будущих встреч.

– Я буду скучать, пап, – бросившись ему на грудь, я снова захожусь в рыданиях.

– И я тоже, малышка, – бормочет отец мне в макушку. – И как бы сложно мне ни было, я должен тебя отпустить. Ты сделала правильный выбор.

В аэропорт ранним утром нас с Никитой везет его брат Миша. Прощаясь с отцом у ворот, там, где прошлым вечером расставалась с Лизой, я удерживаюсь от слез. У папы глаза предательски поблескивают, а я не хочу делать это расставание еще тяжелее, чем оно есть.

– Береги ее, – говорит отец, пожимая руку Никите.

– Буду, – просто отвечает мой Любимов. – Мы приедем в отпуск, как только закончится регулярка.

– Что ж, в плей-офф даже не надеетесь выйти? – иронизирует отец.

– Вы правы, – соглашается Никита. – Надеяться, конечно, можно.

– Я, может, ближе к осени сам к вам нагряну, если с делами все утрясу.

– В любое время, – говорит Любимов. – Ну все, нам пора.

Даю волю слезам уже в машине. Жалко всхлипываю на заднем сиденье, неловко утираю слезы рукавом толстовки.

– Держи, – порывшись в бардачке, Миша передает мне упаковку бумажных салфеток. – Рановато расклеилась.

– Давай не нагнетай, – бурчит Никита с пассажирского, развернувшись, чтобы в успокаивающем жесте накрыть ладонью мою коленку.

– Спасибо. Все нормально.

Вытерев слезы, смотрю на светлеющее небо на горизонте. Новый день. И впереди у меня совсем новая жизнь. Невообразимая. Три недели назад еще совершенно невозможная.

– Удачи, Рита Воскресенская, – говорит мне Миша. Никита пошел сдавать наш багаж, а мы с его братом топчемся у выхода в чистую зону. – Следи за этим оболтусом. Пусть играет.

– А я думала, ты не хочешь, чтобы он играл.

– Чтобы играл, хочу. Чтобы дурака валял, как он это делал весь последний год, не хочу, – бурчит старший Любимов. – На скамейке ему делать нечего. Пусть задницу рвет на тренировках, чтобы тренер его наконец ценить начал.

– Я ему передам, – говорю с улыбкой.

– Что передашь?

Подошедший сзади Никита по-хозяйски кладет руку мне на талию. Мое, словно говорит его жест. Миша усмехается, в совершенно несвойственной ему манере подмигивает мне.

– Давно не претендую.

– Так что там у вас? – бурчит Никита.

– Велел тебе передать, что ты засранец, – сухо отвечает Миша, но тут же на контрасте со своими словами крепко обнимает моего Любимова.

– Миша, – прошу я, когда мы окончательно прощаемся. – У вас же с моим отцом дела есть… Присматривай за ним, пожалуйста. Он совсем один остался.

Кивнув, он внезапно обнимает меня. И хотя ничего не говорит, я чувствую, что он присмотрит. Они с Никитой совсем разные – и внешне, и в поведении, и даже в количестве слов, которые выдают. Но в главном они очень похожи – на них можно положиться.

Паспортный контроль, таможня, чистая зона… Я к этому моменту едва дышу. Нервы как канаты, в животе все скрутило не то от страха, не то от предвкушения.

– Рит, все будет хорошо, – перехватив мой паспорт с распечатанным посадочным на наш рейс в Баку, Никита обнимает меня за плечи. – Ты же мне веришь?

Смотрю ему в глаза. Родные, вдумчивые и… Девочки в центре были правы, они у него очень добрые.

– Верю, Никит, – улыбаюсь я совершенно искренне, чувствуя, как напряжение понемногу оставляет меня.

– Тогда пойдем.

– Куда?

– Посадка уже началась, – поясняет Никита, переплетая наши пальцы. – Давай закончим рефлексию и рванем в эту новую жизнь.

– Это для меня она новая, – напоминаю я. – Ты летишь к себе домой.

– Глупышка, Воскресенская. У меня с тобой тоже все в новинку.

– Правда?

Мы уже перед стойкой выхода, сотрудник авиакомпании ждет нас, чтобы пропустить в рукав, но Никита тормозит. Разворачивает меня к себе. Целует.

– Правда. Мне тоже страшно. Но я охренеть как рад, что ты со мной.

– Люблю тебя, Никит, – шепчу я, касаясь его губ в легком поцелуе.

– Люблю тебя, Рит.

Когда самолет, разбежавшись по полосе, взмывает вверх, на мои глаза снова наворачиваются слезы. Пока облака не скрыли от меня город, таращусь в иллюминатор, отыскивая в бесконечном городском пейзаже знакомые с детства места. Столько всего с ними связано.

Когда-то Влад Зарецкий сказал мне, что я жалкая и слабая. Что сломить меня для него не составит труда. Он ошибался.

Я оказалась достаточно смелой, чтобы открыть сердце и полюбить снова.