Вне корпорации

Никто, кроме самого Гектора и Председателя, не понимал, как все изменилось в тот судьбоносный день, когда Керк Олмстед передал Гектору бразды правления. Гектор хранил верность руководителю корпорации. Возможно, потому, что на протяжении почти всей его взрослой жизни Председатель был «Тем самым Председателем». Возможно, потому, что Председатель доверял ему. Гектор делал дело, а Председатель почти не вмешивался. Лишь иногда он вносил предложения, не слишком их конкретизируя. Возможно, все дело было просто в том, что всякий раз в присутствии великого человека Гектор чувствовал себя почтительным сыном, которому очень нужна отцовская похвала. А может, внутренний голос подсказывал ему: пока Председатель остается на посту, все будет в порядке. Хотя Гектор и сам не мог толком объяснить, в чем дело, он понимал, что не сумел бы так хорошо делать свое дело, если бы Председатель не взирал на него со своих высот и время от времени не расставлял все точки над «i».

Видимо, угадав характер Гектора, Председатель наделил его всеми возможными властными полномочиями. Впервые за несколько десятков лет Замдир мог назначать, увольнять или переводить сотрудников в другие отделы и распоряжаться фондами по своему усмотрению. Гектор буквально ожил. Он получил возможность защищать систему, которую, как выяснилось, он очень любит — он и сам до последнего времени не подозревал, как сильно ее любит. И самое главное, Председатель остался доволен.

По должности Гектору полагалось время от времени тушить разгорающиеся пожары. Неудача с Кордом уже стоила поста одному вице-президенту, и Гектор не собирался позволить Джастину свалить следующего. По мнению нового Замдира, первым делом необходимо было заняться сообщником Джастина, Шоном Дуглом. Гектор давно понял, что Шон представляет собой более серьезную непосредственную угрозу. Поэтому, запустив маховик судебного процесса по делу «Государство против Джастина Корда», Гектор приступил к непростому выяснению отношений с Шоном Дуглом и его сторонниками из Партии свободы. Он понимал: как только Джастин инкорпорируется, проблема разрешится сама собой, но до суда Дугл и его приспешники могут причинить всем много хлопот. Поскольку проблема была не только экономической, но и социальной, Гектор занимался ею на обоих уровнях. Почти на все прокламации Дугла он отвечал собственными прокламациями. Он делал ставку не на «мелкоту», не на обладателей минимальных двадцати пяти процентов, но на середнячков, владеющих от тридцати до тридцати пяти процентов собственных акций. Гектор исподволь укреплял веру середнячков в систему и общество в целом. Он считал себя этаким общественным защитником. Общаясь с «мелкотой», он напоминал, как беспросветно жилось беднякам до Большого Краха. Он извлек из архива душераздирающие ролики, в которых людей заставляли платить налоги, выселяли их из квартир в трущобы. В старину беднякам оставалось лишь беспомощно наблюдать за тем, как богатеют немногие избранные.

Гектор не мог упразднить Партию свободы, как не мог остановить ее нападки на систему инкорпорации, зато он способен был ослабить популярность новой партии. В одном отношении Гектор и Шон были очень похожи друг на друга. Они гораздо лучше своих сторонников понимали последствия своих поступков и знали, ради чего они так стараются. В обществе начались брожения. Многие понимали: что-то меняется. Правда, если бы их спросили, они бы затруднились объяснить, что меняется и почему. Самая крупная неудача Гектора заключалась в том, что он не мог по-настоящему осадить Дугла или взять под стражу безумца, которого сам же и породил известием о как бы случайной гибели Элизабет. GCI затратила огромные усилия на поимку Дугла, но едва она подобралась к смутьяну вплотную, как Дуглу удалось ускользнуть.

Неуловимость Дугла объяснялась просто. Шон Дугл удалил у себя чип-локатор и вживил его одному из своих приспешников. Приспешник повел правительство по ложному следу, а Шон за это время успел поменять внешность и документы. Когда сообщник Шона попался, его арестовали, судили и подвергли психоревизии. После громких терактов на правоохранительные органы давили со всех сторон. Поэтому представители власти поспешили объявить об аресте Шона Дугла. Они не сразу поняли, что арестовали и подвергли психоревизии не того человека. В довершение всего Шон осыпал правительство злыми упреками. Он называл идиотской систему, при которой невинного человека несправедливо подвергли психоревизии. Шон твердил: раз государство способно подвергнуть психоревизии невинного человека, что помешает ему, когда захочется, подвергать психоревизии любого гражданина? Хотя упреки оказались совершенно несправедливыми, они возымели свое действие.