Вне зоны доступа

– Все счастливые мысли печальны, – пояснила она мне. – Честно говоря, я, кажется, немного застряла в своем трауре. Твое присутствие помогло мне это понять.

Я села рядом с ней, вытянув ноги, чтобы не задеть мамину зелень, и обняла ее за плечи.

– Не хочешь пойти позаниматься йогой со мной? – спросила я ее. Это мама впервые научила меня йоге, когда я была еще маленькой. Тогда это было почти явлением контркультуры. Она делала это с воскурением благовоний и песнями.

Я не очень много пою. Раньше я пела в конце урока – у меня достаточно приятный голос, а сутры – прекрасный аспект традиции йоги, – но люди всегда жаловались на это в Yelp. Вместо этого они предлагали мне ставить Coldplay в конце занятий. Поэтому я ставила Coldplay.

Сейчас я задавалась вопросом, был ли это правильный выбор. Я спрашивала себя: может быть, мне стоило продолжать петь и продавать топы для йоги работы Линнси и не стремиться продвигать свою студию йоги в Интернете? Я бы, наверное, все еще вела занятия по шесть человек три раза в день в той самой первой душной маленькой студии и выживала бы благодаря кредиткам. В этом была какая-то честность. Но и бедность тоже.

Были ли это мои единственные два варианта? Я спрашивала себя: что лучше? Играть по-крупному или нет?

Я посмотрела на маму. Ее глаза заблестели и расфокусировались, как будто она была уже не здесь. Интересно, сколько времени она проводила здесь сидя, погруженная в мысли о нем? Это вызывало беспокойство.

– Ты помнишь это, мама? – спросила я, вдохнула, издала звук «Ах» и изобразила ноту, с которой начиналось песнопение. Затем я перешла к слогам санскрита; мой голос, хриплый, не такой богатый, как у моего учителя, держался на одной ноте, пока я не дошла до конца. – Асатома садгамая, – пела я, и мой голос звенел на каждом из ахов гамаи. Затем я снова пела слоги, теперь поднимаясь и опускаясь вместе с небольшой мелодией, которой я научилась у мамы много лет назад. Затем я закончила еще одно повторение санскрита, завершившееся всего на один тон ниже того, с которого я начала. Асатома садгамая.

Мама улыбнулась.

– Какой у тебя красивый голос! Только воздух, никакой земли.

– Мне, наверное, нужно есть больше баклажанов, – предположила я, ссылаясь на аюрведическую традицию, которая была связана с недостатком приземленности. Недостатком обоснованности. Я подумала о том, каково это было – погрузить ноги в гравий у очага, опустить руки в почву рядом с пастернаком и насколько я была привязана к этому клочку земли прямо сейчас. – Но я не чувствую недостатка.

– Это не было критикой, – заметила она. – Ну, не только критикой.

– В основном, критика, – укорила ее я, но мягко.

– Веди нас от нереального к реальному, – ответила она мне. Это был один из вариантов переводов тех слогов, которые я спела минуту назад. Подозреваю, что она считает ее восприятие – реальным, а мое – нереальным.

– И от смерти к бессмертию, – закончила я молитву, с которой началось мое песнопение. Она положила голову мне на плечо, и мне пришлось напрячься, чтобы не упасть. Я скрестила ноги, согнув их в коленях, поставила ступни на землю, опершись на руку сзади, и у меня осталась еще одна свободная рука, чтобы опустить ее на мамину спину. Да, она была в кризисе. Но я люблю ее. Я не понимала, как ей все еще было настолько грустно. Я вспомнила о том, как долго я тайно горевала о своей собаке. Сколько же тогда мать может оплакивать своего сына?

– Когда ты здесь, в Скалистых горах, где мы все проводили так много времени вместе, когда вы были детьми, я скучаю по нему еще больше, – призналась она мне. – Вот почему я предпочитаю сама к тебе приезжать.

Я нахмурилась.

– Я планировала свадьбу здесь, чтобы мы могли быть ближе к Энди, – призналась я. – Я не думала, что это тебя расстроит. Мне так жаль.

– Знаешь, – продолжила она, игнорируя мои извинения, – я вышла замуж здесь, в горах, точно так же, как и ты. А потом здесь родился твой брат, потому что я была хиппи и подумала, что это будет лучшее место для начала его жизни.

Я кивнула.

– А потом ты поняла, что папа был ошибкой, но прежде чем ты решила уйти от него, случилась неожиданность, а папа не хотел еще одного ребенка, и тебе пришлось переехать в Денвер, пока ты была беременна, а потом и с малышом, потому что там была работа, – закончила за нее я.

Она покачала головой.